Надо отправить ее обратно к матери, подумал Томас, иначе в один прекрасный день что-нибудь произойдет, я за себя не могу больше ручаться. Он бросил окурок сигареты в огонь, налил рюмку и в два глотка выпил. Теперь в комнате все стало как обычно, и Томас опять погрузился в чтение. Октябрьская ночь спокойно шелестела вокруг дома струями падающего дождя, шуршала опавшей листвой, изредка скрипела шинами проезжающих мимо автомобилей. В камине потрескивало пламя, сырое полено пузырилось. Томас увлекся книгой и забыл обо всем на свете.
Вдруг перед самым домом, в палисаднике, жутко и нелепо разорвало тишину громкое лошадиное ржание. Оно прокатилось по всему дому ледяным издевательским смехом и закончилось фырканьем и шлепаньем каучуковых лошадиных губ. Томас вздрогнул от испуга. В первый миг он не знал, что делать с книгой, потом осторожно положил ее и медленно встал с кресла. Сердце больно защемило, кровь застучала в ушах барабанной дробью. Снаружи опять все стихло, только дождь ворошил на траве опавшие листья. В доме тоже все спокойно. Она это наверняка слышала, мелькнуло в сознании, она еще не спит. Томас шагнул было к окну, остановился. Если он откроет шторы, то на фоне освещенного окна будет хорошо виден тому, кто прячется во тьме. Он погасил свет и медленно, ощупью, стал пробираться к окну. Темень была плотной, как одеяло. Вытянутой рукой он нащупал бархат шторы, чуть отодвинул ее, выглянул в узкую щель между шторой и рамой. Никого. Сад лежал погруженный в ночное одиночество, из фонаря у изгороди на траву газона и асфальт мостовой струилось вспыхивающее искрами дождевых капель сияние. Дождь перестал, и только плакучая ива в углу палисадника еще роняла отдельные капли. Это была лошадь, подумал Томас, это была, конечно, лошадь, хотя уже с давних пор никто во всей округе не держал лошадей. Он задвинул штору и включил свет. Девчонка, видимо, сильно перепугалась, лежит и прислушивается к малейшему шороху. Я подойду к ее двери, подумал Томас, и спрошу, слыхала ли она это дурацкое ржание. Он поднялся наверх и, поколебавшись, постучал в дверь ее комнаты, но она не ответила. «Мария, — вполголоса позвал он, и снова никакого ответа. — Мария, это я, Томас, — произнес он. — Ты слышала лошадь?» Он постучал еще раз, но из комнаты все так же не доносилось ни звука. Он повернул ручку и приоткрыл дверь. В комнате было темно, не горел даже ночник. Он нащупал выключатель у двери, включил свет и нехотя вошел. Постель была не тронута, одежда девушки лежала на стуле, рядом на коврике стояли туфли, белье и чулки были переброшены через спинку кровати.
Внезапно Томас увидел, что окно распахнуто настежь в ночную мглу, и оцепенел от страха. В комнату через окно свешивались голова, шея и грудь лошади, передними копытами она упиралась в подоконник. Она неподвижно глядела на Томаса большими, тускло блестевшими лошадиными глазами, а по гибким линиям ее темной шеи струйками стекала вода. Резкая слабость ударила Томасу в ноги, он вцепился одной рукой в дверную раму, другой шарил выключатель на стене за спиной. И тут заметил у кровати Марию. Девушка, закрыв лицо руками, съежившись, сидела на полу в чем мать родила. Он снова взглянул на окно — лошадь стояла все так же неподвижно и не сводила с него глаз. Ей нельзя здесь оставаться, подумал Томас, нам нужно выбраться отсюда. В нерешительности постояв еще несколько секунд, он с трясущимися коленями бросился к кровати, подхватил Марию под мышки и поднял ее с пола. Под ладонями он ощутил ее груди, но она по-прежнему закрывала лицо руками и, казалось, ничего не чувствовала. «Идем, — шепнул он ей на ухо, — быстрей». Лошадь в окне застыла как изваяние. Он вывел девушку из комнаты, выдернул ключ из замочной скважины, выключил свет и запер дверь снаружи. Лоб его был мокрым от пота, он чувствовал, как тяжело и часто колотится пульс на висках. Девушка отняла руки от лица и бросила на него испуганный взгляд «Идем», — повторил Томас. Он привел ее в свою спальню в глубине дома. Плечи девушки излучали тепло и блеск. Чертова лошадь, думал Томас, проклятая грязная скотина. Что могла эта нечисть натворить в передней части дома, его не интересовало, дверь была заперта и свет погашен. Он плотно закрыл окно тяжелыми шторами. Обернувшись, он увидел, что девушка все еще стоит посреди комнаты, голая, смущенная и напуганная. Томас дал ей свой халат, и они вместе сели на кровать. Он напряженно вслушивался в ночной сумрак, но вокруг снова стояла глубокая тишина. «Как она к тебе попала?» — спросил он шепотом.