Бельгийская революция 1830 года

Прокламация принца Оранского от 16 октября 1830 г.[276] была еще одной попыткой сохранить за Оранской династией бельгийские провинции. В этой прокламации он, идя на дальнейшие уступки, признавал независимость Бельгии и выражал готовность стать во главе бельгийского национального движения и подчиниться решению свободно избранного конгресса. Король Вильгельм не одобрил этой прокламации и объявил ее недействительной. В донесении из Гааги от 26(14) октября 1830 г. Гурьев, анализируя последствия и влияние этой прокламации на внутреннее положение Бельгии, писал: «Надежды, которые его высочество принц Оранский возлагал на впечатление от этой прокламации, далеко не оправдались… мы не видим никаких признаков того, что его прокламация вызвала в Бельгии хотя бы малейшее благоприятное для него движение, которым он мог бы гордиться. Напротив, его прокламация увеличила дерзость Временного правительства… Пока революция продолжает развиваться среди смятения идей и прискорбнейших эксцессов. В некоторых провинциях установилась система грабежей, целью которых является не только личная месть, но и бессмысленное разрушение наиболее прекрасных мануфактурных и промышленных заведений… Революционеры твердо придерживаются плана дойти до берегов Мааса, который они называют своей естественной границей; а пути к его осуществлению тайно подготовляются их эмиссарами, которые уже широко проникают по направлению к северу и, разжигая преимущественно религиозную вражду, стараются вызвать волнение умов и восстание»[277]. Эта депеша свидетельствует о страхе и панике, которыми были охвачены правящие круги Нидерландского королевства в октябре 1830 г.

В другой депеше, датированной 21(9) октября 1830 г., Гурьев сообщал о послании короля, с которым он обратился к Генеральным штатам по поводу прокламации принца Оранского от 16 октября. В этом послании король «устанавливает факт разделения королевства на две части». Однако революция продолжалась, и это с горечью вынужден был признать царский дипломат: «Все возрастающее возбуждение населения в Антверпене заставило коменданта крепости генерала Шассе объявить осадное положение. Тем более критическим становится положение его королевского высочества, который в настоящее время не может выбрать себе для резиденции другого места. Он не может ни вернуться в Голландию, не возбуждая там резкого неудовольствия, вызванного его прокламацией, ни обосноваться без риска в каком-либо городе восставших провинций»[278].

Этой прокламацией принца от 16 октября был недоволен и русский император Николай I. В письме министра иностранных дел России К.В. Нессельроде от 5 ноября (24 октября) 1830 г., адресованном Гурьеву, говорится: «Та депеша, которая дает отчет о решении его высочества принца Оранского признать независимость и стать во главе движения, волнующего эту провинцию, должна была, конечно, произвести на нашего государя глубокое и тягостное впечатление»[279].

25 октября голландский король признал недействительной прокламацию принца Оранского и отстранил его от должности генерал-губернатора бельгийских провинций. Принц покинул Антверпен, которому угрожала опасность со стороны восставших, и получил предписание короля немедленно покинуть страну и уехать в Англию. Вскоре после отъезда принца Антверпен пал, голландские войска снова потерпели поражение. Подробное изложение этих событий находим в донесении Гурьева Нессельроде от 28 (16) октября: «Вчера, в то время, когда часть гарнизона сделала вылазку из города против инсургентов, пал город Антверпен вследствие предпринятой народом атаки на внутренние ворота крепости. Гражданская гвардия, не будучи в силах сдерживать натиск простонародья, сдала оружие. После этого голландские войска, подвергавшиеся со всех сторон отдельным нападениям и державшиеся в течение всего утра, были принуждены оставить свои позиции и укрыться в крепости. Немедленно, воспользовавшись внутренним переворотом, восставшие под началом генерала Меллине, вступив через Малинские ворота, овладели городом… Падение этого города открывает Северный Брабант для вторжения восставших. Следует опасаться, что за Антверпеном последует Маастрихт, который еще более ненадежен по своему положению и характеру гарнизона, состоящему на треть из бельгийцев»[280]. В заключение Гурьев с нескрываемым опасением писал о том, что революция продвигается гигантскими шагами дальше к северу с такой смелостью, обилием средств и искусством, что попытки слабого и беспомощного правительства бороться с ней будут напрасны. Пока державы придут между собой к соглашению и выберут Париж или Лондон как место, где можно было бы созвать конференцию для умиротворения Нидерландов, другие события, развиваясь с ужасающей быстротой, вероятно, опять опередят их[281].