Западную Фландрию четыре года разделяла жуткая линия фронта. Бельгия стала первой жертвой химической войны в мировой истории. 12 июля 1917 года в районе западнофламандского городка Ипр немцы отравили противника горчичным газом, с тех пор этот газ стали также называть ипритом. Он напрочь разъедал легкие и глаза. Смертные мучения были чудовищны. После этого иприт был запрещен, но поскольку международное право всегда отступает перед силой и властью, это подлое оружие впоследствии регулярно использовалось — Испанией в Марокко, Италией в Эфиопии, Японией в Китае; были и другие примеры, и несть им числа. Вспомним курдский город Халабджа, где Саддам Хусейн в 1988 году во время ирано-иракской войны приказал своим войскам распылять этот газ. По оценкам, тогда погибли пять тысяч человек, в том числе женщины, дети и старики — отнюдь не солдаты.
Бургомистра Брюсселя, франкофона Адольфа Макса депортировали в Германию за то, что его город отказался продолжать оплату военных расходов. Габриэлу Пети немцы расстреляли за то, что она помогала нашим парням тайком пробираться на Изерский фронт. Но говорить о широком размахе Сопротивления в Первой мировой войне не приходится. Большей частью оно было пассивным. Существовала подпольная печать — газета «Либр Бельжик» («Свободная Бельгия»), выходившая тиражом 25 тысяч экземпляров (в следующей мировой войне ее название заимствовала подпольная газета «Фрей Недерланд» — «Свободные Нидерланды»). Была также газета «Фламише лёв», были информационные бюллетени. Десятки тысяч бельгийцев перебежали в нейтральные Нидерланды и нашли там гостеприимное убежище. А всякого рода ростовщики наживались на войне. В наших еженедельниках можно было найти карикатуры на
Активность нации проявлялась совсем иначе. В 1914 году немцы никак не рассчитывали встретить в Бельгии противодействие, а уж тем более ожесточенное сопротивление со стороны нашей армии. Они хотели проложить себе через Бельгию удобную дорогу во Францию. Когда немцы вторглись в нашу страну, у них не было никакой готовой национальной доктрины. Но тут политики и военные вроде канцлера фон Бетман-Гольвега, генерала Людендорфа и генерал-губернатора фон дер Гольца начали спешно искать пути превращения Бельгии и прилегающих стран в германских вассалов и обеспечения безопасности левого фланга империи.
В течение четырех лет немцы осторожно, в соответствии со своими воззрениями и тактикой подыгрывали фламандцам, их требованиям и чаяниям, которые годами блокировались бельгийскими властями. Одно за другим эти требования фламандцев признавались нормальными и справедливыми. Постепенно жители Нидерландов должны были забыть, что в их стране все обстояло по-другому. Фламандцы хотели, чтобы администрация и управление функционировали на их языке, чтобы на их языке велось обучение в университете, чтобы для нужд применялись законы, принятые еще до 1914 года. Они не желали ничего из ряда вон выходящего. Но поскольку Бельгия была готова признавать все это лишь гомеопатическими дозами или неразумно отказывалась от всего вообще, немцам ловко удалось обработать некоторое число фламандцев, хотя самые именитые из них устояли перед соблазном коллаборационизма.
«Идейные» фламандцы разделились на два потока.
Самые отпетые радикалы создали свою группировку в Генте. Они называли себя «Молодая Фландрия», их верховодом была фигура по меркам Фландрии экзотическая — протестантский пастор Ян Дерк Домела Нивенхёйс Нюгард, пангерманист. Наиболее сильное нидерландское влияние исходило из круга сторонников Карела Герретсона, историка, политика и поэта (печатавшегося под псевдонимом Гертен Госсарт). Германский посол в Гааге даже называл его «нашим доверенным лицом в Больших Нидерландах».