4. Работал политически и готовил лекции для газеты, которую нужно было начать издавать. Предложил и приготовил формирование интеллектуального клуба. Участвовал в краже копировального аппарата и готовился принять участие в краже пишущих машинок. Когда обвиняемый Миленков предложил членам главного комитета связаться с шпионской организацией, обвиняемый заинтересовался и согласился подготовить сообщение.
5. Таким образом, обвиняемый Пекич и первый обвиняемый Еремич участвовали в организации фашистских действий против Конституционного порядка и занимались шпионажем, то есть собирали сведения, которые по своему содержанию являются военной и государственной тайной, для передачи их в шпионскую организацию, совершив тем самым действия, предусмотренные в статье 3, пункты 8 и 10 Закона об уголовных преступлениях против народа и государства в связи с пунктами 27 УК или пунктом 1, а наказуемо по статье 4 стр. 1 Закона об уголовных преступлениях против народа и государства.
На основании всего вышеприведенного обвиняемый Борислав Пекич приговаривается к 15 годам тюремного заключения, а также к лишению гражданских и политических прав.
Смерть фашизму – свобода народу!
Ситуация с нашими друзьями довольно плоха. Мне пока не удалось встретиться ни с одним членом рыболовного общества. Я был на судебном процессе юноши, осужденного за браконьерскую ловлю рыбы. Суд проходил крайне некорректно и неестественно. Молодой рыболов был схвачен на месте, где якобы запрещена рыбная ловля. Хотя в сумке не нашли ни единой рыбы, его задержали со всей строгостью.
Я попытался разыскать председателя союза рыболовов и рассмотреть с ним возможность поездки на дикие горные реки, богатые форелью. Между тем этот человек, оказывается, исчез, а в его квартире теперь живут какие-то другие люди, которые на террасе держат домашних птиц и там же, но в корыте, живого поросенка.
Предполагаю, что для меня единственный способ поймать в этой стране что-то достойное – это отправиться к диким рекам в заброшенных горных массивах. Говорят, что там форель в изобилии.
Бора тайком встретился с Арсом и Чаджей. Он говорит, что они должны были тщательно соблюдать конспирацию, так как пребывают под постоянным контролем. В Ритопек они пробрались с разных сторон и не вступали друг с другом ни в какие контакты, пока не убедились, что за ними никто не следит. Они ожидали здесь встречи с кем-нибудь из Советского посольства, но на запланированную встречу никто не пришел. Арсо предложил им всем вместе бежать из страны. У него есть надежный шофер, который подбросит их до румынской границы. Там в местном гарнизоне у него есть земляк-черногорец, он перебросит их через границу. А в Румынии их ждут русские. Чаджа тут же согласился, но мой Бора колебался. Он предложил им повременить, пока он еще раз не поговорит с советским послом. Однако оба они на это не согласились.
Начали следить и за мной. Между прочим, вчера произошло нечто невероятное. Я не явилась на прошлый урок, и тот англичанин, Даррелл, во-первых, высказал протест в отделе дипломатического сервиса из-за нового преподавателя, которым меня заменили, а затем каким-то образом узнал, где я живу, и направился к нашему дому! Он сразу же заметил нескольких агентов, дежуривших у наших ворот, и прошел мимо, в ближайший парк, где уселся на скамейку, откуда было можно следить за ситуацией.
Когда я отправилась в детский сад за Милой, меня сопровождали агенты, которые время от времени менялись. Однако англичанину удалось пробраться во двор детского садика через заднюю калитку, и, когда я отвела Милу на игровую площадку к остальным детям, он неожиданно появился из-за соседней ограды! Я тут же пошла к зданию детского сада, но он от калитки позвал меня по имени. Я оглянулась и, сама не зная почему, вернулась к ограде. Он сказал мне, что за мной следят, а я ответила, что знаю. Он принялся настаивать, будто знает, что и почему произошло. «Преследуют моего мужа», – ответила я. «Что он сделал?» – спросил он. «Вы бы этого не поняли», – сказала я и собралась уйти, так как мы уже привлекли к себе внимание воспитательницы. «Подождите, Вера! Может быть, я смогу как-то помочь…» – настаивал он. У дверей со слезами на глазах я сказала нечто такое, что никогда не посмела бы сказать: «Нам больше никто не может помочь». Воспитательница все слышала и поглядывала то на меня, то на него. Я пулей влетела в здание.