Белгравия

Трудно сказать, который из двух дедушек был больше рад тому, как все обернулось. У Джеймса во внуках оказался виконт, да еще в придачу человек очень толковый и деловой, так что с ним вполне можно было обсуждать коммерческие предприятия, чего Тренчард-старший никогда бы не дождался от Оливера. Потомки Джеймса займут место в самом центре британского общества, и он сам в мечтах уже общался с сильными мира сего. Анна подобными навязчивыми идеями не страдала, но считала, что не будет вреда, если муж немного помечтает. Сейчас Джеймс Тренчард чувствовал себя состоявшимся человеком. А почему бы и нет? Он достиг всего, что себе наметил. И Анне хотелось, чтобы это ощущение сохранялось у него как можно дольше. Что до нее самой, она была рада, что ребенку Софии оказалась уготована благородная судьба. Анне нравилась Мария. Ей, в общем, как ни странно, нравилась даже Каролина, и этим она тоже была довольна. Анна представляла себе, как проводит время в Гленвилле с Оливером и Сьюзен или в Лимингтоне с Чарльзом и Марией и вообще ведет размеренную и счастливую жизнь. Можно будет заняться благоустройством скверов на площадях Белгравии. Джеймс сможет устроить ей такую возможность, и эта работа принесет Анне удовлетворение. Внук устроен прекрасно, сын – тоже более или менее удачно; так что лучшего и желать не приходится.

Один лишь Оливер сидел в этой возбужденной компании притихший. Дело в том, что он перебирал в памяти свои поступки, чувствуя себя пристыженным и униженным, а порой и не понимая, как он мог так себя вести. Даже собственная ревность к сыну Софии теперь, с высоты нынешнего момента, казалось ему мелочной и недостойной мужчины. И то, что он не знал, кем приходится ему Чарльз Поуп, его не извиняло. Конечно, ему было нелегко признать, что внук приносит Джеймсу больше радости, чем сын, но в конечном счете все сложилось как нельзя лучше. После нескольких лет управления Гленвиллом Оливер, возможно, перестанет чувствовать себя неудачником. Но тот момент, когда он согласился помочь Джону Белласису, написав записку, продолжал его преследовать, а еще больше огорчала та мимолетная заминка на берегу. Однако это воспоминание Оливер никогда не сможет никому доверить, так что этот шрам на совести, который оставил у него чувство стыда, ему придется унести с собой в могилу.

Сегодня же, чуть раньше, Оливер заходил на квартиру к Джону, но ему сказали, что мистер Белласис внезапно уехал. Поздно ночью его чемоданы сгрузили в коляску, которая должна была сопровождать его кеб до вокзала, но до какого именно вокзала, слуга сказать не мог. Оливер не удивился, и когда потом дома, на Итон-сквер, пересказал все Чарльзу, они, вопреки пожеланиям Джеймса, решили замять это дело. Обратись они в полицию, разразился бы страшный скандал. Джона бы наверняка повесили, и ни один из них уже никогда не избавился бы от тени, которую отбрасывала бы на их жизнь одна-единственная ужасная ночь. В конце концов Чарльз, проявив большее великодушие, чем то, на какое были способны Джеймс или Оливер, вызвался обеспечить Джону скромный пенсион, поскольку тот всю жизнь прожил в ожидании наследства и не приобрел навыков и умений, которые помогли бы его душе не расстаться с телом. Утрата перспектив лишила Джона рассудка, но справедливо ли человека за это вешать? Джеймс долго возражал против предложения внука, а когда наконец все-таки согласился, выдвинул одно условие. Деньги будут выплачиваться лишь до тех пор, пока Джон остается за пределами Великобритании.

– Англия, Шотландия, Уэльс и Ирландия должны быть для него запретной территорией. Пусть скитается по континенту и ищет себе подходящее место, но здесь он его не найдет.

На том и порешили: Джон Белласис должен провести остаток жизни в изгнании или вернуться домой и жить нищим.

Сьюзен на этом торжестве выпала непростая роль. Правду о Чарльзе она узнала значительно раньше всех присутствующих, но показывать этого было нельзя, поскольку эту новость жена Оливера услышала в постели от своего любовника Джона Белласиса. И сейчас она ахала, восклицала и в радостном изумлении хлопала в ладоши, зная, что сидевшая напротив Анна видит ее притворство. Но ничего, впредь жизнь должна была стать легче. Они больше никогда не будут обсуждать ни прошлое Сьюзен, ни подлинное происхождение ребенка, которого она носила, – ничего, что могло бы угрожать счастью молодых Тренчардов. Если Сьюзен оступится еще раз, если она огорчит Оливера, все может пойти иначе, но Сьюзен не собиралась больше оступаться. Один раз она уже подошла к краю скалы и больше делать этого была не намерена. Свекровь не выдаст ее, а она не предаст мужа. В силах Сьюзен было все исправить, и она твердо вознамерилась это сделать.