Белгравия

Доусон продолжила распутывать локоны леди Брокенхёрст. Она уже слышала эту историю: как лорд Темплмор на охоте упал с лошади и разбил голову о камень.

– Леди Темплмор очень хвалила Реджи.

– Какого еще Реджи?

– Это ее сын, брат Марии. Она рассказывала мне, что он фактически ведет все хозяйство в поместье. А ведь ему всего двадцать лет. Правда, леди Темплмор говорит, что у них хороший управляющий, но тем не менее.

– Если этот Реджи хочет уберечь поместье от судебных приставов, хорошего управляющего ему будет мало, – хмыкнул Перегрин. – Полагаю, долги после отца висят на их семействе, как мешок с камнями.

Каролина сочувственно вздохнула:

– Сегодня на них обеих были новые платья: и на матери, и на дочери. Я даже удивилась. Правда, они, видимо, знали, что придет Джон. Нельзя же им выглядеть перед названным женихом так, будто они разорились!

Перегрин сжал голову в ладонях. На него внезапно нахлынула печаль. Отчасти она была связана с приходом лета: в воздухе веяло надеждой, люди развлекались, носились с одного торжества на другое, все строили планы, как убежать от городской жары. И, глядя сегодня, как Джон флиртует с хорошенькой невесткой этого забавного мистера Тренчарда… Кстати, сколько лет его племяннику? Года тридцать два или тридцать три? Немного. Эдмунду сейчас было бы сорок восемь – мужчина в лучшей поре жизни. Но он никогда уже не отправится ни на северное побережье Франции, ни в горы, окружающие итальянские озера. Их бедный мальчик заперт в гробнице, как все доблестные молодые люди, которые погибли много лет назад в то июньское утро. Перегрин надеялся, что переезд в новый дом на Белгрейв-сквер, с его великолепными комнатами для приема гостей, вернет им обоим волю к жизни, придаст сил. Но сегодня произошло прямо противоположное: фривольные манеры, богатые костюмы, легкие разговоры, сверкающие бриллианты – все это послужило лишь иллюстрацией безумства человеческой жизни, которая всегда заканчивается в могиле, полной холода и одиночества. Перегрин с трудом поднялся на ноги и направился к двери.

– Пойду, пожалуй, лягу. Завтра предстоит тяжелый день.

Его печаль облаком висела в воздухе. Каролине мучительно хотелось рассказать мужу новость – теперь, когда она во всем убедилась. У Эдмунда остался сын! Им снова есть кого любить!

– Дорогой! – Перегрин обернулся. Каролина некоторое время молчала, а потом тепло произнесла: – Хороших снов. Может быть, наутро все покажется тебе иным.

Джеймс Тренчард боялся завтрашнего дня. Да и послезавтрашнего тоже. Ведь в любой момент мог разразиться скандал. «Словно тикают часы, приближая Судный день, – подумалось ему, пока он лежал в постели, вперив взгляд в изящный белый карниз. – Или же как будто вот-вот разорвется граната». Неудивительно, что Джеймсу не спалось. Он лежал вот уже целый час, прислушиваясь к тишине. Анна тоже не спала. Она неподвижно лежала рядом, повернувшись к мужу спиной. Джеймс чувствовал ее напряжение.

Домой приехали в молчании. Джеймс сразу исчез у себя в комнате, Анна выгуляла собаку, потом вернулась в спальню. Она и всегда была не слишком словоохотлива, но сейчас даже Эллис удивилась воцарившейся в комнате тишине. Вежливые попытки служанки вызвать хозяйку на разговор о приеме у леди Брокенхёрст успеха не имели, и Эллис постаралась побыстрее закончить работу и уйти. Когда появился Джеймс, Анна уже лежала в постели, плотно закутавшись в одеяла, и притворялась спящей. Собака свернулась у нее на руках. Тренчард некоторое время постоял босиком и в ночной сорочке, прикидывая, не вернуться ли в свою роскошную спальню – такое за сорок лет брака он проделывал всего несколько раз. Но потом все же забрался в постель, задул свечу со своей стороны и лег на спину, с широко открытыми глазами. Не было смысла уклоняться от столкновения, которое неминуемо должно состояться, поскольку в их мучениях каждый винил другого. Оба кипели гневом, негодовали на скрытность и вероломство друг друга.

– Чарльз наверняка все знает, – наконец сказал Джеймс, не в силах дольше хранить молчание.

– Нет, не знает!

Анна села на кровати, испугав задремавшую Агнессу. Свет газовых фонарей с улицы обрисовывал в темноте профиль мужа. Анне порой недоставало полной тьмы ночного города времен ее юности. Этот вездесущий тусклый свет погрузил мир в постоянные сумерки. Но зато теперь в Лондоне стало безопаснее, что, конечно, не могло не радовать.

Однако Джеймс продолжил развивать свою мысль:

– За ужином леди Брокенхёрст посадила его рядом с собой. Справа. Все заметили, включая и семью Белласис. Это все равно что пропечатать в «Таймс». Она явно стремилась привлечь к Чарльзу внимание в расчете сделать тайну всем известной, зачем еще бы это ей понадобилось? Если мальчик до сих пор не знает правды, то узнает буквально через несколько дней, а то и часов.

– Как долго ты поддерживаешь с нашим внуком отношения? – спросила Анна.