Беляево навсегда: сохранение непримечательного

Пригов перебрал много ролей, относясь к самому своему присутствию в Беляеве как к перформансу. Он называл себя Беляевским Мудрецом, подписывал свои обращения небрежным «Дмитрий Алексаныч». Однако роль Герцога Беляевского стала именно тем, что позволило ему включить в этот перформанс все окрестное пространство целиком. Почему титул герцога? Из-за просторных пустых пространств, по которым Пригов мог долго гулять пешком — как по своим владениям. «Герцогство Беляево ограничено часом моей пешеходной прогулки. Там, куда могу дойти за час, пролегает граница».

Читая поэзию и прозу Пригова, рассматривая его графику, мы понимаем, с каким интересом он занимался изучением своего герцогства — и что он действительно стал его герцогом. Микрорайон — эта типовая среда обитания, которую большинство людей считает в лучшем случае нейтральной, а в худшем — отвратительной, становится для Пригова одним из главных объектов внимания, неотторжимой частью созданных им миров и историй, а может быть — даже источником вдохновения? Непритязательность модернистской эстетики, пустоты, в которых плавают абстрактные объекты, грубый бетон и рядом — дикие заросли, тщательная спланированность повседневной жизни — все это находит свое отражение в строках приговских стихотворений, в его рисунках и перформансах.

Стоит задаться вопросом: какую же ценность обнаружил в своих владениях Герцог Беляевский? Он работал в Московском архитектурном управлении, долгое время жил среди модернистской архитектуры — и поэтому понимал ее лучше, чем кто-либо из его современников. Увидел ли он в ней ценность пространственную или архитектурную, достойную того, чтобы увековечить ее в искусстве? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно проанализировать изначальный проект Беляева 1960-х годов. 

4. Яков Белопольский: творец нового мира

Беляево было спроектировано Яковом Белопольским, одним из самых талантливых и влиятельных (хотя по сей день не очень широко известных) российских архитекторов[10] . Раньше я этого имени не слышал, хотя ходил мимо домов, которые он спроектировал, видел их на открытках и фотографиях. И они неизменно привлекали мое внимание необычностью своих архитектурных решений, амбициозностью плана и глубиной понимания урбанистического контекста.

Свою профессиональную карьеру Белопольский начал еще при Сталине (он был учеником великого архитектора-конструктивиста Бориса Иофана), а закончил после перестройки. Он был свидетелем всех важнейших эпох в советской истории, и в его проектах в той или иной мере отразились почти все важнейшие архитектурные тренды и модные тенденции этого времени. Наследие Белопольского огромно — это и памятники, и общественные здания, и жилые районы. Интересно наблюдать, как его архитектура менялась во времени — по мере того как менялся мир и Советский Союз, – но некоторые ее черты оставались неизменными и складывались в его личный архитекторский почерк.

В портфолио Белопольского входят проекты разных стилей, он участвовал в формировании большей части стилистических течений советской эпохи. Его карьера началась с проектирования сталинской высотки — Дворца Советов (совместно с Иофаном, 1937–1941). Этот небоскреб — гигантский, богато украшенный постамент для статуи Ленина — должен был расположиться в самом центре Москвы и стать «восьмой сестрой» сталинских высоток. Дворец Советов — одно из самых ярких выражений сталинской архитектурной мечты, хотя он так и не был построен. Другой проект Белопольского — огромный иконический монумент «Родина-мать зовет», построенный в Волгограде (1959–1967).

В 1960-е годы Белопольский, как и весь Советский Союз, разворачивается к модернизму. Его конкурсный проект московской Всемирной выставки 1967 года поражает своим размахом и проработанностью композиции. Вся территория выставки организована как единая суперструктура, вписанная в идеальный круг, – метафора круглого стола, за которым заседают все нации. Она изящно включала в себя множество разнообразных объектов разных масштабов и функционального назначения. Этот проект осуществлен не был, но на счету Белопольского есть и реализованные, хотя и менее масштабные проекты, выполненные в том же архитектурном стиле. Они позволяют составить представление о таланте и мастерстве этого архитектора. Московский государственный цирк на проспекте Вернадского (1965–1971) по сей день производит сильное впечатление своим светлым прозрачным фасадом, на котором покоится тяжелый купол прекрасных пропорций и тектоники. Динамичный памятник первому космонавту, установленный на площади Гагарина (1975–1980), является одним из самых запоминающихся памятников Москвы и примером того, как традиционная фигуративность в изображении советского героя может сочетаться с более современным языком.