Белый конверт, надписанный только двумя буквами: X и Н. «Художник и натурщица». И ничего более. Лежал в бумажной папке под индексом «Б». Она стояла возле меня в фотолаборатории. Я показывал ей, как обычно храню негативы. Все в папках. Например, буква А — для фотографий на тему Анжелики. Б — для Белинды. Как он смог их найти? Я имею в виду ее детектива, или как его там, словом, чужого, проникшего в мой дом.
Черный лимузин там, на обочине, один, два, три часа.
Выражение ее лица, когда мы сидели за кухонным столом в Кармеле, нечто такое в ее глазах, когда я сказал: «Ко мне приходила твоя мать». Она даже глазом не моргнула.
Еще не стряхнув себя остатки сна, я встал с кровати, пошел в свою мастерскую на галерее и с ходу принялся за работу. Ее лицо получилось идеально.
Солнышко, я ведь не алкоголичка какая-нибудь, не стереотип напыщенной голливудской дамы. Тебе не надо обо мне заботиться. Я позабочусь о нас обоих.
На следующую ночь кошмарный сон приснился мне еще раньше: в три утра.
Сент-Чарльз-авеню в виде сцены. Уличные фонари в плотном кружеве веток деревьев. От дождя плитняк в свете фонарей казался багровым.
Лимузин торчал напротив моего чертова дома вот уже три часа. Белинда непременно должна была бы заметить его, если Белинда не…
Я спустился в библиотеку и включил телевизор. При работающем там, наверху, кондиционере она наверняка ничего не услышит. Я хотел посмотреть какой-нибудь старый черно-белый фильм. И действительно нашел фильм с Кэрри Грантом, который говорил невероятно быстро, но изрекал при этом на редкость умные вещи. И вообще прелестная игра света и тени.
Перед тем как уехать из Сан-Франциско, я проверил запасные ключи. Так и лежат в баночке для специй. На банке слой пыли. Каким же умным должен был быть тот сукин сын?
Рано утром, еще до того, как я отправился в город и в отеле «Сен-Франсе» прочел дешевую книжку с биографией Бонни, Белинда спустилась вниз и предложила план побега. Нет, она умоляла меня бежать.
Никто не вламывался в тот дом! Ты это знаешь! Никто не открывал тяжелый засов на двери фотолаборатории! Голова просто раскалывалась. Люди на экране телевизора весело болтали. Прилизанные темные волосы Кэрри Гранта напомнили мне точно такие же прилизанные темные волосы Алекса Клементайна.
Я выключил телевизор.
Я поднялся наверх.
Она крепко спала. Свет из холла падал ей на лицо. Я потряс ее за плечо. Потом еще. Она открыла глаза.
— Ты это сделала?
— Что?
— Ты ей позвонила! Ты отдала ей негативы!
— Что?
Она села на постели, облокотившись на подушки. Она стыдливо прикрыла грудь простыней, словно хотела спрятаться от меня.
— Это точно ты. Кроме тебя, больше некому. Никто, кроме тебя, не смог бы их найти. Никто, кроме тебя, не смог бы попасть в фотолабораторию. Ключи лежали в баночке для специй, о чем знала только ты. Это сделала ты!
Белинда задрожала. Рот ее открылся, но ни один звук не вылетел из него. Она стала отползать от меня на другой край кровати.
— Это ты! Ты сообщила своей матери, где тебя искать.
От страха лицо у Белинды побелело. Мой голос разносился по комнате, перекрывая шум кондиционера.
— Ты это сделала? Отвечай!
— Да! Но только ради тебя, Джереми! — произнесла она дрожащими губами. А потом слезы — ну конечно же, слезы — заструились у нее по щекам. Она скрестила руки, чтобы прикрыть грудь под пижамным топиком.
— Ради меня! Господи боже мой!
— Ты продолжал бы волноваться! Продолжал бы задавать вопросы! Продолжал бы чувствовать себя виноватым, черт бы тебя побрал! Ты просто-напросто не смог бы мне доверять! — С кровати полетели подушки, она с остервенением колотила пятками по скомканному покрывалу. — Ты шарил в моих вещах и все же выяснил, кто я такая!
— Господи, как ты посмела?! Вызвать ее сюда и заставить ее так со мной обойтись!
Белинда, захлебываясь слезами, встала с кровати и попятилась в сторону французского окна.
— Будь ты проклята! Как ты могла такое сделать?!
Я обогнул кровать и, поймав Белинду, схватил ее за руку.
— Джереми, сейчас же отпусти! — истошно заорала она.