— Вы еще та шантажистка, мисс Бланшар, — заметил я. — Ваши головорезы еще что-нибудь у меня взяли?
Бонни молча смотрела на меня и еле заметно улыбалась, хотя, возможно, мне и показалось. Ее неподвижное лицо каким-то непонятным образом постоянно менялось. Затем она медленно встала, но, похоже, забыла, что собиралась сделать. Вид у нее был какой-то потерянный.
Я даже протянул руку, чтобы успокоить ее, но она проскользнула мимо меня и села за письменный стол у окна от пола до потолка. Она наклонилась над столом, опершись на левый локоть, и стала что-то писать на бумаге с эмблемой отеля.
— Здесь мой домашний адрес и номер моего личного телефона, — сказала она, протягивая мне листок. — Если вдруг что-то не заладится или произойдет какое-нибудь чепэ, позвоните мне. Я сама подойду к телефону. Лично я, а не шестерка со студии или мой дорогой братец, который полагает, что я не знаю, сколько будет дважды два. Если она сбежит, звоните мне в любое время дня и ночи.
— Поговорите с ней.
— И насчет моего дорогого братца. Вы там с ним поосторожнее.
— Он что, не знает, где она сейчас?
— Нет, — покачала головой Бонни. — Но поисков ни за что не бросит. Хочет посадить ее под замок, пока ей не стукнет двадцать один.
— И ради чьего блага: вашего или ее?
— Полагаю, ради нашего общего блага. Дай я ему волю, он бы и Марти посадил под замок.
— Это успокаивает, — произнес я.
— Разве, мистер Уокер? Как думаете, что он с вами сделает, если узнает?
— Но он ведь тоже, как и вы, хочет, чтобы все было шито-крыто. Так ведь? Никакой полиции и, боже упаси, никаких репортеров.
— Не буду спорить. Если б он мог, то уже давно вызвал бы Французский легион, и Эн-би-си, и Си-би-эс. Но он делает то, что я ему говорю.
— Старый добрый братец Дэрил!
— Мистер Уокер, родная кровь много значит для нашей семьи. У нас своих не предают. И он мой брат, не ее.
— Ну если вам удалось проследить за ней до порога моего дома, то что ему мешает это сделать?
Бонни не ответила, а затем улыбнулась уже знакомой мне горькой улыбкой:
— Просто у меня гораздо больше связей, чем у Дэрила.
— Каких, например?
Нет, только не Алекс. Алекс ни за что на свете не предал бы меня. А Джордж Галлахер? Насколько мне известно, он тоже не способен предать Белинду.
— Дэрил думает, она в Нью-Йорке, — произнесла Бонни. — Он думает, она собирается уехать в Европу, чтобы встретиться с режиссером по имени Сьюзен Джеремайя и сняться у нее в фильме. Но даже если он и раскопает правду насчет вас, то не будет ничего предпринимать, не посоветовавшись со мной. Если вы никому не покажете картины, то и ладно. Если же сделаете это, непременно вызовете огонь на себя. У меня не будет другого выхода, как прийти вместе с остальными по вашу душу.
— Даже после нашей сегодняшней встречи? — спросил я. — А вам разве не говорили, что шантаж — уголовно наказуемое преступление, так же как и нарушение границ частной собственности?
Она окинула меня долгим взглядом, а потом сказала:
— Мистер Уокер, разрешите мне немного прояснить ситуацию. Все так устроено, что ни у кого ни на кого ничего нет.
— Я на вашем месте не был бы так уверен, мисс Бланшар. Возможно, у каждого из нас есть камень за пазухой.
Бонни задумалась. Мысленно она опять была далеко от меня.
— Позаботьтесь о Белинде, — наконец произнесла она. — И чтоб ни одна живая душа не видела ваши картины!
Все. Я больше не желал ничего слушать. Я больше не желал ни о чем говорить. Единственное, чего я действительно желал, — это добраться к утру до Кармела. Я повернулся, чтобы уйти.
— Мистер Уокер!
— Да?
— Позвоните мне, если что-то пойдет не так! Днем и ночью, если случится чепэ, если она вдруг уйдет…
— Конечно, мисс Бланшар. Почему бы и не позвонить? Я ведь такой приятный человек.
25
Уже светало, когда я вылез из мини-вэна и пошел по гравийной дорожке к своему коттеджу в Кармеле.
В доме было тепло и пахло горящими в камине дровами. Молочная белизна неба за окном потихоньку растворялась в ярких красках наступающего дня, и первые лучи солнца осветили пол из каменных плит, удобные старые стулья, стол и закоптившиеся балки над головой.
Я поднялся по лестнице в спальню под крышей. Пахло духами, запах Белинды.
Она лежала, свернувшись клубком в ворохе белья, и ее голые плечи казались бронзовыми на фоне белых простыней. К щеке и верхней губе прилипли влажные золотистые пряди. Я убрал волосы с ее лица, и она перевернулась на спину. Простыня соскользнула с ее плеча, обнажив грудь, веки без единой морщинки были прикрыты.
— Просыпайся, моя Спящая красавица, — сказал я и поцеловал ее. Ее рот ожил под моими губами, а тело напряглось под моей тяжестью.
— Джереми, — прошептала она и, обвив мою шею руками, притянула к себе.
— Давай, моя девочка, пошевеливайся. Вещи уже в машине. Вчера вечером я звонил своей экономке в Новый Орлеан. Она готова к нашему приезду. Если нам удастся выехать прямо сейчас, то послезавтра будем в доме моей матери.
Глаза у нее были еще слегка затуманены. Она заморгала, чтобы стряхнуть остатки сна.
— Я люблю тебя, — выдохнула она.