Белинда

В трубке послышался какой-то слабый шум, похожий на вздох. Легкое покашливание. Нет, скорее всхлипывание. То ли женский, то ли детский плач.

— Папочка!

— Белинда?

— Папочка, это Линда! — И громкие всхлипы, но голос несомненно принадлежал Белинде.

— Да, папочка, Линда. Просыпайся, пожалуйста, ты мне нужен. — И снова плач. — Помнишь, я рассказывала о парне и его подружке — тех, из дальней комнаты? Ну так вот, случилось то, чего я боялась. Да, случилось. Он… Он…

— Я понял, солнышко. Не так быстро. Просто скажи мне…

— Папочка, он пырнул ее ножом, и она умерла, и приехала полиция. Они не верят, что мне восемнадцать. — Опять рыдания. — Я показала им водительское удостоверение, ну сам знаешь, со старым адресом, но они все равно не верят, что мне восемнадцать. Я сказала, что ты приедешь и заберешь меня. Папочка, приезжай скорее, возьми меня отсюда! Они проверили мое удостоверение по компьютеру, но за мной не числится никаких штрафов! Папочка, приезжай!

— Где ты находишься?

— Если не найдешь меня на углу улиц Пейдж и Клейтон, значит, я внутри. Папочка, поторопись!

Пейдж и Клейтон. Всего в одном квартале от Хейт.

Когда я подъехал, то увидел две патрульные машины, припаркованные бок о бок на Пейдж-стрит. В большом, старом, обшарпанном доме горели все окна, и не заметить его было невозможно, тем более что из него как раз выкатили на каталке мертвое тело. Неприятное зрелище вне зависимости от того, сколько раз ты видел такое в вечерних новостях. Блестящие никелированные носилки на колесах, а на них под простыней лежит что-то, стянутое ремнями, будто оно может внезапно очнуться и начать отбиваться. Я видел, как тело положили в машину «скорой помощи».

Неподалеку околачивались несколько репортеров, с виду весьма равнодушных к происходящему. В душе я молился о том, чтобы среди них не оказалось тех, кто меня знает. Правда, я не заметил никакого телевизионного оборудования, а только старомодные камеры со вспышкой.

— Пропустите меня, пожалуйста, — попросил я стоящего в дверях копа. — Мне надо забрать отсюда дочь.

В темноте коп казался восковой фигурой полицейского: увесистая дубинка, демонстративно начищенный пистолет.

— Ах, так это ваша малышка! — презрительно фыркнул он.

Но Белинда уже вышла в коридор и кинулась мне на шею. Она была в истерике. Лицо опухло от слез, а волосы нечесаными патлами рассыпались по плечам. На ней были все те же леопардовое пальто, черное платье и туфли, но никаких кружевных чулок.

Я прижимал ее к себе, не обращая внимания на снующих вокруг людей. Внутри дом оказался жуткой дырой — с облупившейся штукатуркой и воняющий мочой, но зато здесь всем было на нас наплевать. На стене висел таксофон, под ним громоздилась гора старых газет, а рядом валялся мешок с мусором. Ковер на полу, казалось, состоял из одних заплат.

— Ну давай же! Пошли собирать вещи, — сказал я, убирая ей волосы с глаз. Никакой косметики, а лицо белое как мел. — Пора выбираться отсюда.

В дверях дальней комнаты толпился народ. Какой-то мужчина даже встал на цыпочки, чтобы было лучше видно. С улицы доносился противный треск полицейской рации.

Белинда вцепилась в меня мертвой хваткой и потащила к себе в комнату. Комната производила гнетущее впечатление. Узкие нары в дальнем углу, крошечное окошко, заколоченное рейками. На стенах постеры с портретами кинозвезд. На нарах — коричневый чемодан, возле него — пластиковый пакет с видеокассетами. Стул и лампа из магазина уцененных товаров. Все деревянные вещи — убогие и обшарпанные.

Я наклонился за пакетом и чемоданом. Белинда по-прежнему держалась поближе ко мне.

— Вы мистер Мерит? — раздался голос у меня за спиной.

— Нет! — резко ответила Белинда. — Джек Мерит — мой муж. Мы с ним в разводе. Я уже вам говорила. А это мой папочка. У него другая фамилия. Но на водительском удостоверении я все еще Линда Мерит.

Обернувшись, я увидел в дверном проеме второго полисмена, который был гораздо старше первого. Морщинистое лицо, бесформенный рот. Полицейский всем своим видом демонстрировал явное неодобрение.

Впервые в своей жизни я порадовался, что выгляжу так скучно: твидовое пальто и прочее. Такой унылый господин не мог быть никем иным, как ее отцом.

— Тогда вы должны оставить мне адрес, где будет находиться ваша дочь, — заявил он, доставая блокнот и шариковую ручку.

— Конечно, — кивнул я и продиктовал ему адрес.

— И вообще она никак не тянет на восемнадцатилетнюю. А выпивки здесь столько, что хоть бар открывай, — пробурчал коп и, кивнув в сторону мусорного ведра, забитого бутылками из-под бурбона и шотландского виски, добавил: — Вы прекрасно знаете, что употреблять алкоголь разрешено только с двадцати одного года.

— Я ведь уже объясняла, что это все Джек, — дрожащим голосом пролепетала Белинда. — Папочка, Джек постоянно сюда таскается.

Белинда достала из кармана пальто бумажный носовой платок и шумно высморкалась. Сейчас ей нельзя было дать больше двенадцати. Двенадцатилетняя, до смерти испуганная девочка.