Белинда

Я будто снова стал молодым — волшебное и одновременно пугающее состояние. И на секунду я посмотрел на происходящее словно издалека и задумался над тем, буду ли я впоследствии сожалеть об упущенном — и, наверное, последнем — шансе снова ощутить радость любви и горечь разлуки. И в эту минуту, испив любовный напиток, отравленный страхом и плохим предзнаменованием, я почувствовал себя живым — живым, как никогда.

Белинда, возвращайся скорее!

Напольные часы пробили пять, а ее все еще не было. И мой страх потихоньку усиливался. В доме было темно и холодно, но я не мог заставить себя встать, чтобы включить свет.

Я еще раз посмотрел в окно в тайной надежде увидеть, что она бежит по улице от остановки метро.

Белинды все не было.

А вот лимузин до сих пор здесь. Шофер спокойно покуривал себе, стоя рядом с машиной, словно ему было абсолютно некуда спешить.

Интересно, что он здесь забыл?

Неожиданно присутствие лимузина насторожило меня. Показалось подозрительным, если не сказать зловещим.

В детстве я ездил в таких машинах, причем исключительно на похороны два-три раза в год. И для меня они стали символом смерти. И была некоторая ирония судьбы в том, что именно эти роскошные черные монстры возили меня на радио- и телестанции, в редакции газет, на официальные обеды и встречи с читателями — словом, на мероприятия, неизбежные во время стандартного писательского турне.

Терпеть их не могу за то, что они такие мрачные, громоздкие и чем-то напоминают гробы или коробочки для ювелирных украшений с бархатными подушечками.

Внезапно у меня внутри все похолодело. Нет, это просто глупо. Детективы не выслеживают тебя в лимузинах.

Пробило шесть. Шесть ударов — и снова тишина. За окном еще вовсю светит солнце.

Я решил, что подожду еще час, а потом попытаюсь разыскать Джорджа Галлахера. У него должны быть хоть какие-то наводки.

В холодильнике ничего стоящего. Пожалуй, надо сходить за стейками. Последний ужин вдвоем перед долгой дорогой. Нет. Уходить нельзя. Нельзя уходить из дому, не дождавшись ее.

Внезапно тишину разорвал телефонный звонок.

— Джереми!

— Белинда, я с ума схожу! Где ты, моя дорогая девочка?

— Со мной все в порядке, — ответила она дрожащим голосом. Ее было плохо слышно, и, если судить по шуму, похожему на звук прибоя, звонила она из телефонной будки где-то на берегу.

— Белинда, я приеду и заберу тебя.

— Нет, Джереми. Не надо.

— Белинда…

— Джереми, я знаю, ты рылся у меня в шкафу, — запинаясь, произнесла Белинда. — И смотрел мои видеокассеты. Ты даже не потрудился их перемотать…

— Да, солнышко, это правда, и я не собираюсь ничего отрицать…

— Ты разбросал по полу мои вещи. И…

— Знаю, дорогая. Я виноват. Очень виноват. Я еще кое-что сделал, чтобы выяснить, кто ты такая. Задавал вопросы, провел расследование. И ничего не хочу отрицать. Но я люблю тебя. Я люблю тебя, и ты должна понять…

— Джереми, я никогда не врала тебе о себе…

— Знаю, любимая. Это я плел паутину из лжи. Но выслушай меня, пожалуйста! Теперь у нас все будет хорошо. Мы можем прямо сегодня вечером уехать в Новый Орлеан. Как ты и хотела, мое солнышко. И мы будем далеко-далеко от тех, кто тебя ищет. А тебя действительно ищут, Белинда, ищут!

В ответ раздались лишь сдавленные рыдания.

— Белинда, послушай! Мои вещи уже собраны, картины погружены в мини-вэн. Только скажи «да» — и я положу в багажник твои чемоданы. А потом приду и заберу тебя. И мы тут же отправимся в путь.

— Джереми, ты должен хорошенько подумать. — Теперь Белинда плакала, уже не скрываясь. — Ты должен быть уверен, потому что…

— Я уверен, моя дорогая девочка. Я люблю тебя. Белинда, для меня существуешь только ты! А все остальное не имеет значения…

— Джереми, я не собираюсь больше о них говорить. Не хочу ничего объяснять, вытаскивать на свет божий или отвечать на вопросы. Не желаю. Категорически не желаю.

— И не надо. Я от тебя этого и не жду. Клянусь. Но пойми, солнышко, даже с учетом того, что я сделал, между нами больше не должно быть никаких тайн.

— Джереми, и все-таки ты должен принять решение. Ты должен о них забыть. Ты должен поверить в меня.

— Я все это уже сделал, моя дорогая девочка. Я верю в нас, как ты того хотела. И мы поедем туда, где никакой Морески и никакой дядя Дэрил не смогут нас выследить. Если Новый Орлеан окажется недостаточно далеко, мы уедем из страны, уедем на Карибы. Уедем далеко-далеко.

В ответ она только еще более горько заплакала.

— Где ты, солнышко? Скажи мне.

— Джереми, подумай хорошенько. Ты должен быть уверен!

— И все же, где ты находишься? Я прямо сейчас за тобой приеду.

— Я скажу. Но раньше утра не приезжай. Ты должен мне обещать. Я хочу, чтобы ты был совершенно, абсолютно уверен!

— Ты в Кармеле!

Теперь я точно узнал шум океана. Она звонила из телефонной будки всего в квартале от моего дома.

— Джереми, обещай, что подождешь до утра. У тебя будет время хорошенько подумать.

— Но, солнышко…

— Нет, только не сегодня. Ты должен мне обещать. — Тут она снова заплакала, а потом громко высморкалась. — И если утром твои чувства не изменятся, тогда приезжай, и мы отправимся в Новый Орлеан, и все будет хорошо. Просто хорошо.