Белинский

Размышляя над проблемой развития всего сущего, Белинский приходит к выводу, что оно совершается «по законам необходимости». Он считает, что ей подчиняется не только природа, но и общество. «Возникновение и падение царств и народов не случайно, а внутренно необходимо» (3, 3, 414). Русский мыслитель рассматривает необходимость как существующую независимо от воли людей. С этих позиций он критикует французских энциклопедистов XVIII в., их философию просветительства, их убеждение, будто «мнения правят миром» (см. 3, 11, 326, 332–333). Он отвергает субъективный метод, доказывая, что он не может служить основой научных теорий. «Субъективность… в сфере знания превратится в ограниченность и произвольность понятий» (3, 3, 339). Критик иронически называет субъективистов «маленькими великими людьми», которые «таращатся выполнить свою случайную волю» (3, 3, 393). Высмеивая их пренебрежение к объективному ходу вещей, он говорит, что, по их мнению, «напрасно солнце ни раза не взошло вечером и не скрылось утром, ни раза не вышло с запада и не закатилось на востоке» (3, 3, 393).

Белинский считает несостоятельными современные ему утопические теории. Он доказывает, что нельзя искусственно создать новое общество, как нельзя сочинить язык. «Начиная от времен, о которых мы знаем только из истории, до нашего времени не было и нет ни одного народа, составившегося и образовавшегося по взаимному сознательному условию известного числа людей, изъявивших желание войти в его состав, или по мысли одного какого-нибудь, хотя бы и гениального человека» (3, 3, 328).

Борьба против субъективизма, признание объективной необходимости в развитии мира были большими достижениями не только в философских поисках самого Белинского, но и в общем развитии русской прогрессивной философии. В значительной мере тут сказалось влияние Гегеля. Заслугой Белинского в понимании великого немецкого философа было то, что он сумел в гегелевской диалектике увидеть главное — учение о саморазвитии, о внутренне необходимом движении. В. И. Ленин указывает, что именно в этом заключается суть диалектики Гегеля. «Эту суть надо было открыть, понять, hinuberretten[7], вылущить, очистить, что и сделали Маркс и Энгельс» (2, 29, 127). Белинский не мог «очистить» суть диалектики Гегеля — это осуществили лишь основоположники марксизма. Но он сумел понять, что эта суть заключается именно в идее самодвижения.

Однако в этот период Белинский не связал еще эту идею с учением о единстве и борьбе противоположностей. Хотя у него были суждения на эту тему, но он еще не видел в единстве и борьбе противоположностей источник самодвижения. В этом отношении он пока еще отставал от Гегеля.

Вместе с тем русский мыслитель делает первые шаги, еще им самим не осознанные, к тому, чтобы в гегелевской идее универсального саморазвития центр тяжести из духовной сферы перенести в реальный мир.

Гегель не только в логике, посвященной абсолютизированному процессу мышления, но и в философии природы, и в философии духа, анализирующей преимущественно вопросы общественной жизни, трактует развитие мира как движение понятий. И хотя он, по определению Ленина, в диалектике понятий гениально угадывает диалектику вещей (см. 2, 29, 178–179), все же его универсальное саморазвитие подчинено его логической схеме. Он не всегда считается с эмпирическими фактами развития природы и общества. Маркс как-то сказал о нем: «В философии истории Гегеля, как и в его натурфилософии, сын порождает мать, дух — природу, христианская религия — язычество, результат — начало» (1, 2, 185). Для Белинского же, несмотря на провозглашение им первичности идеи, главное — факты реальной жизни, действительная история, действительная современность. Он сам видит это только еще намечающееся расхождение с Гегелем и заявляет, что он не является учеником немецкого философа в полном смысле этого слова. Он пишет Бакунину в октябре 1838 г.: «Глубоко уважаю Гегеля и его философию, но это мне не мешает думать… что еще не все приговоры во имя ее неприкосновенно святы и непреложны» (3, 11, 313).

Реалистический подход Белинского к действительности и расхождение его с Гегелем в этот период ярче всего проявляются в эстетике. «Когда дело идет об искусстве… я смел и дерзок, — заявляет он, — и моя смелость и дерзость в этом отношении простираются до того, что и авторитет самого Гегеля им не предел» (3, 11, 313). Хотя у Белинского встречаются суждения об искусстве в соответствии с учением Гегеля как об осуществлении божественной идеи (см. 3, 3, 399), все же он все больше и больше толкует его как «зеркало жизни». «Искусство есть воспроизведение действительности» (3, 3, 415), — говорит критик.