Через кружок Станкевича Белинский установил связь с журналом «Телескоп» и его издателем, видным критиком 20—30-х годов Надеждиным. Как отметил еще Чернышевский, Н. И. Надеждин стал «образователем» Белинского, а его критика, развивавшаяся в направлении к реализму, — «приготовительницей» критической деятельности великого русского мыслителя (см. 45, 164, 177, 179). Однако в дальнейшем их идейные пути разошлись, и Белинский выступал в печати с критикой отдельных статей Надеждина.
С 1833 г. Белинский начал печататься в «Телескопе» и в приложении к нему — «Молве» как никому не известный переводчик с французского языка. И вдруг в 1834 г. в «Молве» появилась его статья, сразу привлекшая к нему внимание всей мыслящей России. Статья эта называется «Литературные мечтания (Элегия в прозе)». Она посвящена прежде всего литературным вопросам, однако далеко не только им. «Литературные мечтания» представляют собой первый литературный и философский манифест только еще намечающейся русской революционной демократии.
Наученный прежним опытом, Белинский многие свои мысли в этой статье излагает эзоповским языком, намекая, что ее надо читать и между строк. «…По особенным обстоятельствам, — пишет он, — впрочем, важным только для одного меня, не могу говорить всего, что думаю» (3,
Белинский останавливается на самой больной для передовых русских людей проблеме — на глубокой пропасти, существовавшей между народом и образованными классами. Борясь за сближение интеллигенции с массами, он выдвигает задачу создания народной литературы. «…Литература непременно должна быть народною, если хочет быть прочною и вечною!» (3,
Провозглашение идеи народности литературы было на этом этапе составной частью философии просветительства Белинского. В эти годы он видит выход для России в широком распространении образования, просвещения, считая, что в результате этого «умственная физиономия народа выяснится», т. е. сформируется народное самосознание. А это, по его мнению, будет означать свободу и счастье для народных масс. По существу Белинский в это время рассматривает просвещение как главную движущую силу истории. В одной из своих рецензий, написанной вскоре после «Литературных мечтаний», он говорит: «…история есть
Философия просветительства у Белинского пронизана гуманистическими принципами. В своей «Элегии» он призывает к бескорыстному служению человечеству, родине, истине, клеймя путь эгоизма, угнетения слабых, лести сильным, корыстных расчетов, торговли своим талантом. Этим гуманистическим принципам, понятым затем более глубоко, он остается верен до конца жизни.
Философские взгляды Белинского этого периода, как и всякая философия просветительства, имели свои слабые стороны. Противопоставляя добро злу, истину заблуждению, должное существующему, он судит о них отвлеченно. Его идеал носит абстрактный характер, он не выводит его из фактов, а строит априорно. Русские крепостнические порядки Белинский осуждает с точки зрения абстрактного «разума». Видя в распространении просвещения средство для преобразования России, он первенствующую роль отводит сознанию, т. е. подходит к историческому процессу идеалистически. И все же абстрактное «добро», «истина», «разум» служат для него оружием борьбы против крепостнической идеологии.
На философию молодого критика в этот период заметное влияние оказал ранний Шеллинг. Белинского привлекают мысли немецкого философа о единстве всего сущего, об общности материи и духа. Как и Шеллинг, он рассматривает эту общность в русле объективного идеализма, включая в него и религиозные мотивы. В «Литературных мечтаниях» он пишет: «Весь беспредельный, прекрасный божий мир есть не что иное, как дыхание единой, вечной