Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

— И правильно делаю, что понукаю, а то вы чего-то разом сомлели, мадам Кортес. Чего вы, не пойму, боитесь? Что он Политех заканчивал? Так ведь вы сами вон сколько отучились…

— Я пойду, а вы идите к себе и ждите меня там.

— Ладно, — буркнула Ифигения, — но чует мое сердце, бросите вы меня на полдороге.

— Я же сказала иду — значит, иду!

Ифигения нехотя спустилась по лестнице, выворачивая шею, чтобы проверить, не повернет ли Жозефина назад в последний момент.

Вот он, момент истины. Решающая минута. Сейчас она узнает, можно ли ей браться за книгу, которая распускается в ней, как крылья. Жозефина стояла на лестнице перед зеленой дверью с медными ручками-шарами.

Она позвонила.

Тишина.

Потом из-за двери послышался мужской голос: «Кто там?»

Она ответила: «Это мадам Кортес, ваша соседка с шестого этажа».

К глазку приник глаз.

Раздался скрежет ключа в замке. Один оборот, второй, третий, задвижка, вторая, «собачка», еще задвижка…

Дверь приоткрылась. На пороге стоял мужчина.

— Мсье Буассон?

— Да…

— Мне надо с вами поговорить.

Мужчина прокашлялся. Он был одет в бордовый шерстяной домашний пиджак, подпоясанный вышитым бордовым поясом, вокруг шеи повязан серый платок. Он был очень бледен. Кожа почти прозрачная, и под ней резко выступали кости. Он придерживал дверь и рассматривал гостью.

— Насчет консьержки.

— Моей супруги нет дома. Это по ее части. Зайдите как-нибудь в другой раз.

— Это важное дело, мсье Буассон. От вас всего-то требуется подпись. Остальные соседи уже подписали. С консьержкой обошлись несправедливо, этого нельзя так оставлять…

— Видите ли…

— Пожалуйста, мсье Буассон, просто подпишите, и все.

Она смотрела на него в упор. Так вот он какой, этот Скромный Юноша, который мчался к метро, сам не свой от счастья… который прикасался губами к усикам Женевьевы, прогуливал занятия, пил с Кэри Грантом шампанское, подарил кашемировый шарф человеку, который живет в теплой стране, и умолял его, чтобы тот взял его хоть шофером, хоть секретарем…

Буассон провел ее в гостиную. Большая, просторная, унылая комната, тяжеловесная мебель с витыми узорами. За стеклами буфета Жозефина разглядела ровные ряды фужеров. Прямые кресла с неудобными спинками, на лакированном паркете — турецкий ковер. В комнате было холодно и невесело. На диване лежала раскрытая газета. Горела всего одна лампа. Должно быть, он как раз читал, когда она позвонила в дверь.

— Моя супруга поехала к сестре в Лилль. Я один. Обычно у нас не такой беспорядок…

— Да какой же это беспорядок! — воскликнула Жозефина. — Видели бы вы, что творится у меня!

Буассон даже не улыбнулся. Сразу спросил, чем может помочь Ифигении. Внимательно выслушал Жозефину и сказал, что консьержкой он вполне доволен. Ее экстравагантными прическами — меньше. Тут он слегка улыбнулся, словно повторил это за кем-то, а сам не был уверен. Консьержка могла бы выглядеть поскромнее, а не красить волосы то в красный, то в зеленый, то в синий, то в желтый… Но в целом никаких претензий. Где ставить подпись? Жозефина протянула петицию. Буассон просмотрел фамилии, приписал свою. Отдал Жозефине ручку. Проводил ее к дверям.

— Большое спасибо, мсье Буассон. Вы поможете нам восстановить справедливость.

Он промолчал и потянулся к ручке двери.

Сейчас или никогда, решила Жозефина. Его жены нет дома. Можно поговорить.

— Мсье Буассон, можно, я отвлеку вас еще на минутку?

— Я собирался разогревать ужин. Супруга наготовила еды…

— Это очень, очень важно.

Он бросил на нее удивленный взгляд.

— В доме еще что-то неладно?

— Нет. Это… довольно деликатное дело. Прошу вас, выслушайте меня. Для меня это важно.

Буассон сконфуженно улыбнулся. От такой настойчивости ему было не по себе.

— Мы с вами даже не знакомы…

— Зато я вас знаю.

Он удивленно вскинул голову.

— Мы, кажется, столкнулись на днях в аптеке. Это были вы?

Жозефина кивнула.

— Если вы это называете знакомством…

— Но я вас знаю! Гораздо лучше, чем вы думаете.

Он на секунду заколебался, потом жестом пригласил ее обратно в гостиную. Указал на кресло. Сам с какой-то едва ли не осторожностью опустился на жесткий прямой стул. Скрестил руки на коленях и объявил, что готов ее выслушать.

— Так вот, — начала Жозефина и почувствовала, что заливается краской.

Она принялась рассказывать все подряд. Про Зоэ, как девочка расстроилась, что потеряла черную тетрадку, как она, Жозефина, отправилась искать ее по всем мусорным бакам и как ей случайно подвернулась другая тетрадь. Буассон поднес руку к губам и закашлялся сухим отрывистым кашлем, который словно раздирал ему бока. Он схватил со столика стакан воды, отпил несколько глотков, вытер губы белым платком и сделал ей знак продолжать.

Он едва мог усидеть на стуле и дышал прерывисто, судорожно.

— У вас получился просто изумительный рассказ, мсье Буассон. У меня было чувство, будто я сама там нахожусь и вижу все своими глазами. Я слушала ваш разговор… Вы даже не представляете, до чего меня все это растрогало!

— Полагаю, вы существенно преувеличиваете.

— Это было настоящее потрясение. Согласитесь, не самая заурядная история.