Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое!

Занимался Литфонд и жилищным вопросом писателей. С квартирами все обстояло очень сложно, они распределялись на самом верху, но кроме них у многих литераторов (как и у других деятелей культуры) еще с 30-х годов были участки в Подмосковье, выделенные под дачи. В первую очередь знаменитые Переделкино и Комарово. Поэтому в 40–50-е годы были выделены деньги, на которые некоторым писателям построили там дачные дома. Правда, в долг, но артистам, например, пришлось строиться полностью за свой счет.

Заболевшим литераторам оказывалась материальная помощь. С 1949 года они были прикреплены к Центральной поликлинике Министерства здравоохранения и поликлинике Литфонда (правда, чтобы попасть к врачу, надо было записываться за неделю). В 1946 году начали работать базы отдыха для писателей в Майори (на Рижском взморье), в Переделкине, в Эртелеве (близ Воронежа), в Келломяках (под Ленинградом), в Гаграх, Сатурамо (возле Тбилиси) и Дарачичаге (Армения).

Так что, можно сказать, несмотря на творческий кризис, Евтушенко оказался достаточно практичен, чтобы обеспечить себе надежный тыл. Он учился в Литературном институте и получал пусть небольшую, но стипендию, поэтому умереть с голоду не боялся. Плюс он теперь состоял в Союзе писателей и мог в случае чего надеяться на его помощь. Поэтому он не стал выдавливать из себя через силу бойкие стишки к праздникам, а взял паузу, чтобы все обдумать и понять, чего же он сам ждет от себя и своего творчества.

Переосмыслив и заново оценив свою поэзию, Евтушенко снова начал писать стихи, более грустные и более взрослые, «о своих сомнениях в себе, о своем ожидании большой любви и о разнице между подлинным и ложным, о страданиях и о горестях людей». Но он тут же столкнулся с тем, что эти стихи, хоть они и были гораздо лучше прежних, очень трудно напечатать. Газетам нужны были бодрые оптимистичные вирши, зовущие вперед к лучшей жизни под руководством товарища Сталина. «С обложек книг глядели бездушно улыбавшиеся рабочие и колхозники. Почти все повести и романы оканчивались счастливыми развязками. Темами полотен художников все чаще являлись правительственные банкеты, свадьбы, торжественные собрания и шествия… Сталинская теория, что люди – это винтики коммунизма, превращаясь в практику, давала страшные результаты. Труд как символ становился выше тех, кто трудится. Герои многих книг варили сталь, строили дома, сеяли пшеницу, но не думали, не любили, а если и делали это, то как-то безжизненно, неестественно. Русская поэзия, так замечательно проявившая себя в годы войны, потускнела. Если иногда и появлялись хорошие стихи, то опять же о войне, о ней писать было проще».

Время было в очередной раз темное и тяжелое – последние годы сталинской эпохи. Вновь набирали силу политические процессы против инакомыслящих, и все благоразумные люди предпочитали помалкивать и не высовываться. Рисковать, в том числе и печатая что-то выходящее за рамки привычного, никто не хотел. Да и в поэзии ситуация была непростая. Лучшие поэты того времени либо сидели, как Заболоцкий, либо были в опале и не издавались, как Ахматова и Пастернак, либо писали бездушные бодрые стихи, чтобы не повторить судьбу своих коллег. Апофеозом литературного кризиса стал целый пласт произведений, написанных специально под Сталинскую премию.

Что это означает? Проводя параллель с современностью, можно сказать, что сейчас всегда легко узнать фильмы, снятые под «Оскара», – существует определенный набор штампов, которые увеличивают шансы фильма получить эту престижную премию. А в 40–50-е годы в СССР был набор штампов, гарантирующих выдвижение литературного произведения на Сталинскую премию. А учитывая, что премия была вовсе не символической, а вполне себе материальной и составляла для первой степени – сто тысяч, для второй – пятьдесят, для третьей – двадцать пять, можно не удивляться, что некоторые писатели каждый год строчили хотя бы одно произведение, подходящее под критерии отбора в список номинантов.

Мечтали о премии и хорошие писатели, и иногда даже специально наступали на горло собственной музе и писали книгу «под премию». Потому что понимали – один раз себя переборешь, напишешь идеологически верное произведение, зато потом сможешь несколько лет жить на эту премию и творить в свое удовольствие, не думая, напечатают тебя или нет. Л. К. Чуковская (писательница, публицист, дочь Корнея Чуковского, автор «Записок об Анне Ахматовой»), например, писала А. И. Пантелееву (автору «Республики ШКИД» и «Леньки Пантелеева»), книгу которого выдвинули на Сталинскую премию: «Ах, как хорошо было бы, если бы Вы получили лауреатство. Бог с ней, со славой, с непохожим портретом в газете; но деньги! деньги! деньги! Возможность года два писать, не думая о деньгах. Этого бы я для Вас хотела…»