Белла Ахмадулина

Когда моих товарищей корят,
я понимаю слов закономерность,
но нежности моей закаменелость
мешает слушать мне, как их корят.

Я горестно упрёкам этим внемлю,

я головой киваю: слаб Андрей!
Он держится за рифму, как Антей
держался за спасительную землю.

За ним я знаю недостаток злой:

кощунственно венчать «гараж» с «геранью»,
и всё-таки о том судить Гераклу,
поднявшему Антея над землёй.

Оторопев, он свой автопортрет

сравнил с аэропортом, —
это глупость.
Гораздо больше в нём азарт и гулкость
напоминают мне автопробег.

И я его корю: зачем ты лих?

Зачем ты воздух детским лбом таранишь?
Всё это так. Но всё ж он мой товарищ.
А я люблю товарищей моих.

Люблю смотреть, как, прыгнув из дверей,

выходит мальчик с резвостью жонглёра.
По правилам московского жаргона
люблю ему сказать: «Привет, Андрей!»

Люблю, что слова чистого глоток,

как у скворца, поигрывает в горле.
Люблю и тот, неведомый и горький,
серебряный какой-то холодок.

И что-то в нём, хвали или кори,

есть от пророка, есть от скомороха,
и мир ему – горяч, как сковородка,
сжигающая руки до крови.

Всё остальное ждёт нас впереди.

Да будем мы к своим друзьям пристрастны!
Да будем думать, что они прекрасны!
Терять их страшно, Бог не приведи!

1963

«Ремесло наши души свело…»

Андрею Вознесенскому

Ремесло наши души свело,
заклеймило звездой голубою.
Я любила значенье своё
лишь в связи и в соседстве с тобою.

Несказанно была хороша

только тем, что в первейшем сиротстве
бескорыстно умела душа
хлопотать о твоём превосходстве.

Про чело говорила твоё:

я видала сама, как дымилось
меж бровей золотое тавро,
чьё значенье – Всевышняя милость.

А про лоб, что взошёл надо мной,

говорила: не будет он лучшим!
Не долеплен до пяди седьмой
и до пряди седой не доучен.

Но в одном я тебя превзойду,

пересилю и перелукавлю!
В час расплаты за Божью звезду
я спрошу себе первую кару.

Осмелею и выпячу лоб,

похваляясь: мой дар – безусловен,
а второй – он не то чтобы плох,
он – меньшой, он ни в чём не виновен.

Так положено мне по уму,

так исполнено будет судьбою.
Только вот что. Когда я умру,
страшно думать, что будет с тобою.

1972

«За что мне всё это?..»

Андрею Вознесенскому