Белла Ахмадулина

Вид рынка в Гагре душу веселит.
На злато дыни медный грош промотан.
Не есть ли я ленивый властелин,
чей взор пресыщен пурпуром и мёдом?

Вздыхает нега, бодрствует расчёт,

лоснится благоденствие Кавказа.
Торговли огнедышащий зрачок
разнежен сном и узок от коварства.

Где, визирь мой, цветочные ряды?

С пристрастьем станем выбирать наложниц.
Хвалю твои беспечные труды,
владелец сада и садовых ножниц.

Знай, я полушки ломаной не дам

за бледность черт, чья быстротечна участь.
Я красоту люблю, как всякий дар,
за прочный позвоночник, за живучесть.

Я алчно озираюсь. Наконец,

как старый царь – невольницу младую,
влеку я розу в бедный мой дворец
и на свои седины негодую.

Эй вы, плавней, кто тянет паланкин!

Моих два локтя понукаю, то есть —
хранить её, пока меж половин
всего, что в нём, расплющил нас автобус.

В беспамятстве, в росе ещё живой,

спи, жизнь моя, твой обморок не вечен.
Как соразмерно мощный стебель твой
прелестно малой головой увенчан.

Уф, отдышусь. Вот дом, в чей бок тавро

впечатано: «Дом творчества». Как просто!
Есть дом у нас, чтоб сотворить твоё
бессмертие на белом свете, роза!

Пока юлит перед тобой глагол,

твой гений сразу обретает навык
дышать водой, опередив глоток
сестёр твоих – прислужниц и чернавок.

Прости, дитя, что, из родимых кущ

изъяв тебя, томлю тебя беседой.
Лишь для того мой разум всемогущ,
чтоб стала ты пусть мёртвой, но воспетой.

Что розе этот вздор? Уныл и дряхл

хвалёный ум, и всяк эпитет скуден.
Он бесполезней и скучнее драхм
её красе, что занята искусством

растеньем быть, а не предметом для

хвалы моей. О, как светает грозно.
Я говорю при первом свете дня:
– Как ты прекрасна, розовая роза!

Та роза ныне – слабый призрак, вздох.

Но у неё заступник есть в природе.
Как беспощадно он взимает долг
с немой души, робеющей при розе.

1977

Переделкино после разлуки

Станиславу Нейгаузу

Темнела долгая загадка,
и вот сейчас блеснёт ответ.
Смотрю на купол в час заката,
и в небо ясный вход отверст.

Бессмертная душа надменна,

а то, что временный оплот
души, желает жить немедля,
но это место узнаёт.

Какая связь меж ним и телом,

не догадаться мудрено.
Вдали, внизу, за полем белым
о том же говорит окно.

Всё праведней, всё беззащитней

жизнь света в доблестном окне.
То – мне привет сквозь мглу, сквозь иней,
укор и предсказанье мне.

Просительнее слёз и слова,

слышнее изъявленья уст,
свет из окна. Но я – готова,
и я пред ним не провинюсь.

Ни я не замараюсь славой,

ни поле, где течёт ручей,
не вздумает очнуться свалкой
ненужных и чужих вещей.

1977