Белла чао (1943) (СИ)

Пользуясь ступором Чудинова и третьего, едва успевшего поднять руку, чтобы стереть капли крови, я прикрылся полковником, обхватил сзади его горло левым плечом и предплечьем, зажал, вцепившись в ворот шинели, и сделал шаг назад.

Пороховой дымок еще витал в воздухе, Левченко рухнул животом на парапет, но дурная голова перевесила и труп бултыхнулся вниз.

Стани, стани, Ибар воде.

Третий растерянно застыл, я отходил спиной вперед, держась на одной линии с ним и пулеметным гнездом. И прикрывался потерявшим равновесие Чудиновым — чтобы не упасть, он вынужденно двигался за мной, перебирая ногами в начищенных сапогах.

Пулеметчик вскинулся и сложился вниз — Небош вынес самую большую для меня опасность. А я делал шаг за шагом и боялся только споткнуться и упасть — не удержатся ведь в блокгаузе, непременно палить начнут, а пуля дура, может меня достанет, а может, и полковника.

Но пока гарнизон увлеченно таращился на переговоры, бомбаши, которым мы отдали наши маскировочные накидки, подобрались на бросок, и тут же взорвались первые гранаты.

Крики, грохот винтовок и автоматов атакующей роты, всплески огня, черный дым на несколько минут превратили въезд на мост через тихий Ибар в сущий ад,

До конца моста мы дошли, когда партизаны покончили с внешним периметром.

— Отпусти… — прохрипел Чудинов, когда я затащил его вниз, чтобы опора прикрыла нас от огня из блокгауза.

Я отпустил воротник и сел, так и сжимая в руке пистолетик, сердце бухало, как паровой молот, пережигая адреналин.

— Садитесь, живы будем не помрем.

Почти над головой бабахнуло панцербюксе — Небош вовремя сменил оружие и теперь гасил амбразуры.

После второго выстрела поливавший подходы к блокгаузу пулемет захлебнулся, но через полминуты заговорил снова и по нему опять бумкнуло ПТР, но уже из другого места. Молодец, не забывает менять позиции…

Через несколько минут гранатометчики вычислили мертвые зоны и подкрались вплотную, после двух залетевших в здание гранат стрельба оттуда ослабла, но гарнизон держался до последнего.

— Все, пусто, — прокричал откуда-то сверху Марко.

Встать я даже не пытался, знал, что ноги сейчас не удержат, только чуть приподнялся, опираясь на руку — на том берегу уже вовсю орудовали партизаны, выносили убитых, собирали в кучу оружие и боеприпасы, перевязывали нескольких пленных.

— Вот так вот, Николай Алексеевич, по законам военного времени.

— Какие законы, вы бандиты! — зло огрызнулся полковник.

— Вермахт расстреливает заложников из числа мирных, это похуже будет.

— Это все СС! — запальчиво возразил Чудинов и полез правой рукой за пазуху.

Я дернулся — а вдруг у него там оружие? Но он только скривился и массировал сердце. Ну да, мой двадцатилетний организм лихорадит мама не горюй, а воспитателю полтинник или около того, вполне мог кардиохворь нажить.

— В Шабаце и Кральево расстреливал именно Вермахт, в котором вы служите.

— Я служу в Русском корпусе!

— Точно так, в Русском корпусе Вермахта. Как вас Левченко назвал? Господин штабсфельдфебель, это полковник по-новому?

Он отвернулся и замолчал.

А ведь Чудинов из лучших, порядочный человек, интеллигентный офицер, не сапог бессмысленный, наверняка переживал эдакий поворот судьбы. Значит, надо пользоваться моментом и давить, вышибать саму идею этой дурацкой службы. Нет, к нам он не перейдет, это невероятно, но, по крайней мере, пусть уйдет от немцев.

— В оперативном отношении корпус кому подчинен? Болгарам? И каково русским под болгарами ходить, а, Николай Алексеевич?

— Вы с большевиками! — выдал главный аргумент воспитатель.

— Большевики, как ни странно, сейчас защищают Россию от немцев. А вы этим немцам служите.

— Это в вас юношеский максимализм говорит, — уже спокойнее возразил Чудинов. — Вы просто не знаете, кто такие большевики, вы не видели ужасов гражданской.

— Я их прямо сейчас вижу. Кстати, вы в курсе, что творят немцы в России? Концлагеря, массовые расстрелы?

Он помолчал, глядя в сторону, а потом нехотя согласился:

— В курсе. Полковник Гетц рассказывал.

— Кто такой?

Буквально выдавливая из себя, с паузами после каждого слова, Николай Алексеевич рассказал достойную анекдота историю: Викентий Иванович Гетц наслушался обещаний «освобождения» России и пошел добровольно на Восточный фронт переводчиком. И когда убедился, что все обещания обернулись завоеванием, покинул службу.

— Так, и что же сделал этот достойный офицер? Дайте догадаюсь — он вернулся сюда и служит в Русском корпусе?

— Да, это посильная помощь Родине!

Я откровенно захохотал. С ума сойти, какая упертость и какая наивность!

— Что смешного? — буркнул полковник.

— Ой, не могу… Простите, — я утер слезы. — Ну сами посудите, ваш Гетц в России убедился, что освобождения нет, Вермахт Россию завоевывает. Тогда он вернулся в Югославию, и чтобы помочь России, вступил в Вермахт. Ей-ей, с вами никакого цирка не надо.

— Он настоящий патриот! И вы тоже в Югославии!

— Да, и я воюю с теми, кто напал на мою родину. А вы помогаете им, что русскому офицеру невместно.

Он опять отвернулся, а я продолжал: