Вокруг Арсо все время крутились его помощники, штаб работал и лезть со своими проблемами я не рискнул, зато подобревший после еды Арсо сам довел мне обстановку.
С его слов, немцы предполагают высадку союзников в Греции и зачищают коммуникации через Югославию. Сюда перебрасывают две дивизии: 1-ю горнопехотную, тех самых «Эдельвейсов», которых только что вышибли с Кавказа, и еще одну, тоже с Восточного фронта. Еще немцы трансформируют давно знакомые оккупационные дивизии в егерские — у двух сменились командиры и у всех появилась горная артиллерия.
Четников как единого организованного движения фактически нет: Михайлович лечился у итальянцев в Дубровнике (зацепил-таки его Небош!), отдельные отряды действовали самостоятельно, но по большей части влились в разного рода «милиции».
— Арсо, тебе не кажется, что вокруг нас подозрительно тихо?
— Оперативная пауза. Подозреваю, что в ближайшее время за нас возьмутся.
— Зачем подозревать, если можно выяснить?
— Да выясняем, выясняем, — скривился Йованович, — только все зыбко, неопределенно. Вот полк из «Бранденбурга» появился в Нише, отследили, но до сих пор неясно, он в Грецию или к нам?
— А горючее куда? Где передовые склады?
Наставление по войсковой разведке я помнил с грехом пополам, но принцип, что логистика важнее стратегии, затвердил накрепко.
— Есть крупные запасы на аэродромах в Мостаре и Сараево. Но там и самолетов… — он потыкал тупым торцом карандаша в ладонь. — Думаешь, против нас готовят?
— Почему нет? Снесут ОГД и угрозы коммуникациям нет. Слушай, а давай мы под Сараево сходим, глянем, есть ли в Райловаце и Бутмире движуха? А то и самолеты пожжем, а?
Но у Верховного штаба на нас имелись совсем другие планы — акция возмездия против усташей в Ясеноваце. Причем славонские бригады уже вели разведку лагеря и распорядка тюремщиков, а мне Арсо выдал список обменяных после переговоров Джиласа, опросить видевших устройство лагерей изнутри.
Проглядел список — все партийные, довоенные кадры, большинство зачислено в инструкторский штат Верховного штаба. И Верица там же, прямо как по заказу, и не нужно свой интерес к ней прятать.
День ушел на расспросы Николы, Андрия и Недо — остальные либо в разъездах, либо на других партизанских территориях, но и этого достаточно. Спокойные, твердокаменные люди, два врача и профессиональный революционер. О ежедневном кошмаре в лагере рассказывали ровно, без эмоций — разум такое блокирует, чтобы не свихнутся. Рисовали схему лагеря — «тут плац, где Вукашину горло перерезали, дальше пекарня, у нее Исмаила застрелили, ворота двойные, рядом Зию собаками затравили, здесь котельная, там Митару голову размозжили».
Ясеновац — это же самый настоящий прорыв инферно. Если кто призывает «а давайте поубиваем всех по такому-то признаку», то это уже показатель непорядка с головой. А если им еще дают безграничную власть над теми, кого они считают необходимым уничтожить, то крышу срывает молниеносно.
У немцев это вылилось в конвейерное уничтожение миллионов, у хорватов — в зверское убийство сотен тысяч. Просто в силу слабости промышленной бызы и меньшей численности. Все ручками, ручками — ножами-сербосеками, дубинами-сербомолотами, виселицами. Обыкновенный фашизм, плюс балканская жестокость. Самый ужас летом 1942 творился, когда тысячами убивали пленных и депортированных после зачистки Козары. Причем буднично так, походя: выгнали женщин собирать урожай, а после сбора убили; заставили население Млаки принять католичество, а потом все равно в лагерь, под нож, выжили те, кого в Германию на работы отправили. Избиения, голодовки, «лечение» двадцатью пятью ударами проволочной плети, рассекающей до костей — это обыденность. Даром что я подготовленный, в первую Боснию наслушался, волосы все равно дыбом вставали.
И на этом фоне Верица. Понятное дело, что в лагере можно сидеть в разных условиях, хорваты и своих сажали за проступки, но все равно не бьется. Как бы там сознание не блокировало, не может лишение мыла и кофе затмевать изнасилование и порку плетью.
И щебетание насчет негодяя Ганса, который якобы свалил на нее свой провал. «Ах, Владо, я так страдала, но что мы все обо мне да обо мне, расскажи, как ты». И так призывно изогнулась. И вопросы типа «Наверное, ты хорошо устроен?» и жалобы «Мне так не хватает комфорта», стоило только обозначить свой статус как «уполномоченный представитель Верховного штаба». И глазками так хлоп-хлоп, и пуговичку теребила, хорошо еще кругом народ, а то бы разделась.
Ну не верю я, что она в лагере сидела, не верю! Но веру и ощущения к делу не подошьешь, тут факты нужны. С тем и пришел в хозяйство Ранковича, но Леки все нет и нет, зато есть Крцун. Я когда первый раз его погоняло услышал, очень удивился, «крцати» это же «грузить», а высокий, лопоухий и тощий Слобо на грузчика совсем не похож. Но он разочек улыбнулся и тут же все стало на свои места — «крцати» еще и «колоть орехи», а зубы у него крупные, ровные и крепкие, натурально Щелкунчик.
Он-то меня и припахал:
— О, Владо, ты же английский знаешь?
— Ну да.