Роберто направил на меня всю мощь своей чуть щербатой улыбки, и машина утонула в водовороте харизмы. Желудок у меня сжался. Я улыбнулась в ответ и уселась поудобнее. Мы полетели по ночному городу и наконец остановились у небольшого ресторана в центре, гудящего от элегантно одетых посетителей. На мне была повседневная одежда, как обычно, с огромными серьгами, и на фоне других женщин в ресторане, в шелках и мехах, с изысканными прическами и на высоченных каблуках, она выглядела совершенно неуместно. Я огляделась – мое первое настоящее свидание в хорошем флорентийском ресторане.
Я чувствовала себя растрепой и неряхой, и мне стало еще неудобнее, когда Роберто остановился перед несколькими столиками, за которыми сидели холеные дамы. Те легонько коснулись его в знак приветствия. Казалось, его знают – и любят – все.
– Итальянки, – шепнул он мне на ухо. – Всегда при параде…
Я хихикнула, испытав удовольствие, когда он прикоснулся к моей спине, провожая между столиков.
Наконец, мы заняли свои места, и я принялась рассказывать ему о выставке: о «классе в вечерней школе», о женщинах в спортивных штанах и об инсталляции из вязаных фигурок.
– А, лесбиянки! – понимающе кивнул он. – Хорошо, что я за тобой заехал!
Роберто предложил сделать заказ за меня, и я с радостью согласилась: меню было мне непонятным и казалось ужасно сложным. Роберто же обсудил с официантом самые свежие блюда, спросил, что сегодня есть вкусненького, а в само меню едва заглянул.
– Все женщины, с которыми я общалась до сегодняшнего вечера, говорили, что я сошла с ума, решив переехать из Лондона во Флоренцию, – призналась я ему. – Не понимаю!
– Флоренция – маленький город, – ответил Роберто, наклонившись ко мне.
Я тоже наклонилась, и при этом мне трудно было сосредоточиться на том, что он говорит: его рука, сжимавшая бокал, была так головокружительно близка ко мне.
– Сейчас она тебе нравится, как и всем туристам, но через пару месяцев ты уедешь домой. Так всегда бывает. – Он встряхнул головой, как будто давно уже сделал выводы на этот счет.
И прежде чем я успела возразить, он признался, что ему и самому понравился Лондон, но он так и не смирился с некоторыми особенностями тамошней жизни: Роберто был гурманом.
– Видишь ли,
– Знаю, – перебила я его. – Они безвкусные. Бедные мы, несчастные! Но Роберто! – Я просто обязана была защитить родной город. – Сейчас все изменилось! У нас в Лондоне появились замечательные рестораны, а по телевизору крутят кулинарные шоу, все переходят на слоуфуд и органическую пищу…
– Да-да, – махнул он рукой. – В том-то все и дело. Для того чтобы в Лондоне начали хорошо питаться, нужно ввести на это моду или придумать какое-нибудь движение. Когда я в последний раз там был, друзья повели меня в одно место – как там его? – а, «Олфудс». Все мои друзья-англичане были просто в восторге – ты посмотри, говорят, какие помидоры, прямо как в Италии! Это да, там было много разных сортов. Но стоили они семь фунтов за пару помидорок…
– Знаю! – грустно подтвердила я. – Это тебе не Сант-Амброджо.
– Вот, видишь! – воскликнул он. – В Италии качественная еда доступна не только богатым. Мы, итальянцы, получаем удовольствие от приема пищи, а не от запретов на нее, как вы, англичане…
Как раз в этот момент принесли наш заказ. Тарелка выдержанного сыра пекорино с медом, добытым на собственной пасеке владельца, который мы принялись уплетать, охая и ахая. Маленькая глубокая тарелка с дымящимися тальятелле под соусом из дикого кабана, таким вкусным, что, попробовав его, Роберто в экстазе закрыл глаза, поднял руку и замотал головой. Этот итальянский жест понятен без слов во всем мире. Придвинувшись поближе, он сообщил, что и сам охотится.
– Я люблю быть наедине с природой,
Я облизала губы. Еда была такой вкусной, что никто и не удивился бы моему повышенному слюноотделению. Но на самом деле я была ошеломлена близостью Роберто – его остроумием, легкой манерой общения, страстью к еде, тем, как он наклонялся, стараясь целиком завладеть моим вниманием, и его обворожительной улыбкой. К тому моменту, когда принесли главное блюдо, я с трудом могла отвести от него взгляд и совершенно не следила за тем, что ем.
После
–