Bella Figura, или Итальянская философия счастья. Как я переехала в Италию, ощутила вкус жизни и влюбилась

И он был человеком слова. Он звал amore своего сына, Кокку и даже некоторых других собак, когда впускал их в дом, чтобы приласкать, но никогда не называл так меня. Даже в пылу страсти. Испытав лишь легкий укол разочарования, я решила, что взрослею.

Однажды субботним утром Бернардо отвез меня в деревню, находившуюся совсем в другом направлении – в пятнадцати минутах к востоку от города. Дорога шла вдоль реки Сиеве, которая брала свое начало в Тоскано-Эмилианских Апеннинах, а вратами в горы был Дикомано. Эта местность на пересечении трех красивейших и наименее известных областей Тосканы – Муджелло, Казентино и Валь-ди-Сиеве – покорила меня с первого поворота дороги. Каменный мостик через реку, домики вдоль берега, выкрашенные в кирпично-красный и кадмиево-желтый, балкончики, на которых пышным цветом цвела герань.

Холмистая местность и улицы, полные людей. Когда мы приехали, был рыночный день, и мы бродили по центру городка и площади, уставленной торговыми рядами. По обеим сторонам улицы, отходившей вправо от площади, находились элегантные длинные двухъярусные лоджии.

Мы обходили прилавки, Бернардо покупал фрукты и овощи, чувствуя себя в этой стихии так же комфортно, как и бойкие домохозяйки с рынка Сант-Амброджо. Несомненно, как отец-одиночка, он должен был уметь организовать и вести домашнее хозяйство. Эта черта меня очень в нем привлекала. Всякий раз, когда он делал уборку, доставал пылесос, протирал стол или кое-как сворачивал выстиранные вещи сына и складывал их в неустойчивую горку, я чувствовала, как у меня подкашиваются ноги.

От прилавка с фруктами и овощами Бернардо повел меня через всю площадь к фургону, перед которым стоял стол, заваленный сырными формами.

– Пекорино, – объявил он.

Этот овечий сыр был очень популярен в Тоскане, и ели его как свежим, так и выдержанным и твердым. Двое мужчин за прилавком позвали Бернардо по имени, и все втроем принялись болтать. Я не понимала всего, но уловила достаточно знакомых слов, чтобы понять, что они обсуждали политику и недавний приход к власти Берлускони. Пока они беседовали, тот, которого звали Карло (на них были фартуки с вышитыми в правом углу именами), стал брать формы сыра и отрезать нам обоим по ломтику на пробу: пекорино с кусочками груши, еще один – с красным перцем, третий – многолетней выдержки и, наконец, самый вкусный – с кусочками трюфеля и перцем. Все они были превосходны. Беппе (второй продавец) протянул мне маленькую порцию свежей сливочной рикотты, и я попробовала ее, одобрительно кивнув.

Дома Бернардо выложил немного рикотты на тарелку, сбрызнул медом из своих ульев и дал мне попробовать. Это было как манна небесная, и я закрыла глаза от удовольствия. Горы, лоджии и превосходный сыр – в Дикомано было все, что нужно.

Когда мы приехали во Флоренцию, я согласилась приглядеть за Коккой, а Бернардо отправился на собрание клуба собаководов. Был лунный вечер, и я повела ее на прогулку на Пьяцца Демидофф, чтобы познакомить с Луиго. И все время Кокка неумолимо тянула меня за собой. Вскоре позвонил Бернардо.

– Com’e?[126] – спросил он.

– Отлично, – ответила я. – Только она все время тянет меня к мосту. Такая сильная!

– Ah si[127], – хмыкнул он. – Это потому, что ей хочется к людям, показать себя во всей красе. А ты не уступай, не переживай, если придется дернуть посильнее. Видела, какие у нее мускулы на шее?

И он был прав. Оказывается, Кокка была выставочной собакой, мировым чемпионом. Как только мы приехали в город, у нее в лапах будто бы появились дополнительные пружинки, и она запрыгала еще энергичнее. Бернардо начал разводить собак, еще будучи подростком, это было их общее с отцом дело. Тогда же они зарегистрировали псарню, получили аккредитацию от Итальянского клуба собаководов, – ему тогда было пятнадцать. На первом этаже дома в Колоньоле была комната, полная кубков, которые он выиграл за прошедшие три десятилетия. Эта страсть определила всю его жизнь – он и с матерью Алессандро познакомился, когда посещал их семейную псарню в Швеции. Они не только построили просторный загон для собак в Колоньоле, но за те десять лет, что были вместе, вырастили и показали на выставках несколько поколений чемпионов.

Я положила трубку и резко рванула поводок Кокки. Она нехотя отвернулась от моста и пошла за мной к Луиго. Мне хотелось посоветоваться с ним по поводу моих чувств к Бернардо, и еще я привезла ему кастаньяччо из пекарни Руфины – плоский пирог из каштановой муки, посыпанный кедровыми орешками и розмарином, который теперь, казалось, был повсюду, ведь наступил сезон каштанов.

– Ну и ну! – воскликнул Луиго, когда мы вошли, и вышел из-за барной стойки, чтобы погладить Кокку. – А это кто? – спросил он со смехом, когда она принялась обнюхивать и облизывать его, похрюкивая. – Собака или поросенок?

Кокка принялась бегать по бару, нюхать ноги посетителей, виляя хвостом и протягивая лапу, как королева английская на прогулке.

Луиго спросил меня, где Бернардо.

– На встрече клуба собаководов, – ответила я.