Bella Германия

Дядя Джованни между тем продолжал разводить телефонную дипломатию, уговаривал Энцо не давить на Джульетту. Мол, он сам убедит ее вернуться. И она обязательно образумится, уж к концу лета – наверняка.

Энцо с трудом, но удалось обуздать чувства и послушаться шурина. Однако он взял с Джованни слово не спускать глаз с Джульетты. Даже пригрозил разобраться с ним, если с его женой что случится.

– Положись на меня, Энцо, – заверял Джованни. – Я люблю ее не меньше твоего.

Что до бизнеса, то Джованни решил оставить службу на «Мерседесе» и сосредоточиться на сфере продовольствия. О чем и сообщил Розарии, присовокупив, как же осточертели ему проблемы с экспортом машин. Мировая революция не за горами, а значит, у автомобилей класса люкс нет будущего. А вот апельсины, яблоки и бананы люди будут есть всегда, независимо от партийной принадлежности.

Джованни даже отвел Розарию на рынок и, воспользовавшись тем, что Розария не понимала по-немецки, а господин Римершмидт ни слова не знал по-итальянски, представил ей хозяина лавки, где работал продавцом, своим «деловым партнером». Добряк Римершмидт, страдавший от множества хворей, держался скромно, а Джованни старательно изображал из себя маршала торгового фронта.

Джульетта подстриглась. Однажды взяла и вернулась домой со стрижкой «боб», да еще и высветлила пряди. К новой прическе отлично подошли сандалии соломенного цвета и золотистое платье мини, на этот раз не сшитое, а купленное в бутике в Швабинге.

С того дня на нее начали оборачиваться мужчины. Джульетта словно помолодела на несколько лет, и не только внешне, она и чувствовала себя помолодевшей. Будто сбросила груз с плеч, будто стала видимой. В ней пробудилось желание жить, но только как она сама считала нужным. Поэтому она и решилась на шаг, о котором Джованни узнал слишком поздно.

Все началось с того, что они с Винченцо отправились в Немецкий музей. И пока мальчик глазел на самолеты, о которых до того читал только в книжках, – стальные «мессершмитты» с боевой окраской, но без свастики, и алюминиевые корпуса «юнкерсов», – Джульетта незаметно проскользнула в дверь и вошла в желтую телефонную будку у входа. Делая вид, будто собирается кому-то звонить, она пролистала лежавшую возле аппарата телефонную книгу, в которой сразу отыскала все, что было нужно, – и фамилию, и адрес.

Все тринадцать лет брака Джульетта жила тайной жизнью, протекавшей параллельно с реальной. И в этой второй жизни не было ни Энцо, ни чувства вины за то, что она отняла отца у сына и сына у отца. В этой жизни она обитала в цветущем саду, окруженном елями. В центре сада стоял дом с зелеными ставнями и красной черепичной крышей. А в доме – дубовый стол, крытый клетчатой скатертью, за которым Винченцо ужинал в компании братьев и сестер.

В том параллельном мире Джульетта действительно жила, даже если в этом умирала в миланской квартире. Вовсе не из-за того, что им с Энцо приходилось считать каждую лиру, а потому что наяву Джульетта так и не стала той женщиной, которой хотела стать. В Милане была не Джульетта, а лишь ее видимая оболочка, фантом, между тем как ее настоящее «я» продолжало жить своей жизнью. «Другая» Джульетта покупала новый диван в гостиную, водила детей к преподавателю фортепиано, танцевала с мужчинами, ездила в отпуск в Венецию. Это она открыла бутик в Швабинге, где продала золотистое модное платье одной итальянской туристке.

И теперь эта жизнь, до сих пор скрытая в самом потайном уголке ее души, разворачивалась перед ней. Она стала осязаемой, наполнилась звуками и запахами города, – его города. Сколько раз она вздрагивала на улице при виде мужчины его роста и комплекции. Встреча с ним оставалась единственным, чего Джульетта по-настоящему боялась и к чему стремилась всей душой. Она должна была хотя бы раз объявиться в той, параллельной жизни, отделенной от ее реальности лишь парой трамвайных остановок. Чтобы убедиться, что это просто мечта. Чтобы спустя тринадцать лет хотя бы на миг ощутить себя женщиной, какой она никогда не была. Наполнить жизнь любовью. Вернуться в точку, когда она пошла не в том направлении, и, наперекор здравому смыслу, повернуть в другую сторону.

В садах Богенхаузена пахло еще лучше, чем в ее фантазиях. Виллы тут были основательней, заборы выше, улицы безлюдней. Только птичий щебет и нарушал тишину.

Нарядившаяся ради такого случая в новое платье Джульетта сошла с трамвая. Ветер перемен, пронесшийся по дорогам Европы, погулял и здесь. Не так уж неприступны оказались для него огражденные каменными стенами цитадели бюргерского самодовольства.

Новые «мерседесы», старые «бугвард-шевроле» и футуристические «Rо80» – напрасно высматривала Джульетта у ворот в сад серебристо-серую «ИЗО-ривольту» с красными кожаными сиденьями. Похоже, он ее продал, – просто потому, что хотел навсегда похоронить прошлое. А Джульетта получила то, что заслужила.

Это был не тот дом, какой она ожидала увидеть по значившемуся в телефонной книге адресу. Никаких елей вокруг. Нет и каменного забора, лишь живая изгородь из туй, защищенная снаружи проволочной сеткой.