Белларион (др. изд.)

Во времена его правления там совершенствовались ремесла; ткачи посылали свои изделия из шелка и шерсти в Венецию, Францию, Нидерланды и Англию; продукцию миланских оружейников покупала вся Европа, а торговля лошадьми и упитанными ломбардскими коровами приносила миланцам колоссальные доходы. Богатства всего цивилизованного мира накапливались в Милане, и неудивительно, что банковское дело достигло высокой степени развития, и вряд ли нашелся бы в Европе крупный город, в котором не было бы Ломбардской улицы, а золотые дукаты с изображением первого герцога Миланского служили своего рода денежным эталоном, применявшимся в купеческих расчетах и торговых сделках. Установленные Джангалеаццо законы хотя и носили отпечаток жестокости, неизбежной Для той эпохи, когда человеческая жизнь ценилась дешево, являлись, однако, достаточно мудрыми, и герцог следил за тем, чтобы они применялись справедливо; с проницательностью, совершенно не свойственной своему веку, он устанавливал такие налоги, которые позволяли ему сосредоточивать в своих руках огромные средства и в то же время не разоряли его подданных. Свое богатство он тратил с поразительной расточительностью, привлекая к себе лучших архитекторов, художников и музыкантов, и создал вокруг себя настолько утонченную атмосферу, что грубые французы и еще более невежественные англичане, окунувшись в нее, не могли чувствовать себя иначе чем варварами. Другой крупной статьей расходов была армия, в рядах которой служили самые способные солдаты Европы. С ее помощью, равно как и посредством успешных интриг, он низложил пару десятков крупных и мелких правителей, так что кольца змея — миланского герба — раскинулись от Альп до Абруцских Апеннин note 49, охватывая почти всю Северную Италию и своей протяженностью подтверждая претензии Джангалеаццо на королевский титул.

Но судьба распорядилась иначе, и когда соответствующие регалии были уже приготовлены, свирепствовавшая в Италии чума внезапно оборвала жизнь прославленного герцога. У него осталось двое наследников — тринадцатилетний Джанмария и двенадцатилетний Филиппе Мария, которые до своего совершеннолетия должны были находиться под опекой назначенного лично герцогом совета, состоявшего из его кондотьеров note 50и герцогини Катарины.

Однако начало правления совета характеризовалось смутой и раздорами. Многочисленные враги Милана увидели в смерти Джангалеаццо шанс поправить свои дела, а знаменитые полководцы герцога — возможность урвать кусочек его обширных территорий для себя лично. Всего лишь пяти лет оказалось достаточно, чтобы труды Джангалеаццо, по крупицам собравшего Миланское герцогство, пошли прахом, и к этому сроку из всех членов опекунского совета лишь двое — Фачино Кане и Габриэлло, незаконнорожденный сын герцога, сохранили верность завещанию Джангалеаццо.

Итак, на другое утро Белларион переправился в рыбачьей лодке через широкую реку Тичино и направился в сторону местечка Аббиатеграссо, на границе охотничьих угодий миланских правителей, откуда было рукой подать до самого Милана. Однако, не пройдя и нескольких миль по пыльной каменистой дороге, он натер себе ноги и свернул на тропинку, окольным путем бегущую среди изумрудных лугов и редких рощиц. Он споро зашагал по ней, напевая в такт ходьбе, чтобы поднять свое невеселое настроение, как вдруг возбужденные крики, конский топот и лай собак заставили его остановиться и внимательно оглядеться. Подозрительные звуки доносились из-за леска, раскинувшегося на противоположном берегу узкой речной протоки, вдоль которой он держал свой путь, и пока он осматривался, кто-то в коричневом мелькнул среди деревьев и устремился по пологому склону к воде. Беглец едва успел преодолеть половину расстояния, отделявшего его от реки, как на опушке появились три огромные гончие, молча мчавшиеся по его следу, а затем многочисленная кавалькада всадников, возглавляемая роскошно одетым юношей, непрестанно подстрекавшим собак. Шикарные камзолы доброй половины его спутников выдавали в них придворных, а остальные, судя по их простым кожаным одеждам, были слугами, двое из которых держали на привязи шестерых заливающихся лаем псов. Рядом с юношей на огромной лошади ехал похожий на солдата черноволосый чернобородый гигант, яростно щелкавший хлыстом с длинным ремнем, побуждая гончих к более решительным действиям.

Однако обуреваемый ужасом беглец летел как на крыльях и успел прыгнуть в воду, прежде чем собаки настигли его. Из последних сил он торопливо поплыл через реку, и Белларион, не задумываясь о последствиях, движимый одним лишь чувством жалости к несчастному, подбежал к тому месту, где тот должен был ступить на берег, и подал ему руку, помогая взобраться на скользкий глиняный откос.

— Да вознаградит вас Бог, синьор, — выдохнул он и вновь повторил с неожиданной горячностью: — Да вознаградит вас Бог.