Белое, черное, алое

- Потому что Олег Петрович Скородумов был начальником охраны Чванова, или как там у них это называлось. Может, это и совпадение, но пока мне кажется, что и тут, и там надо одному человеку работать.

- Да, и у меня эти взятки окаянные, и через два дня срок по убийству... Ну, я тогда тебе просто помогу, ладно? Поговори с шефом.

- Леш, ты же понимаешь, что пока взятки не сдал, говорить бесполезно. Иди уже, быстро напиши список свидетелей, дело подшей и вперед. Шефу на стол дело положишь, и тогда уже можно чего-нибудь для себя поклянчить. Иди-иди. Елки-палки, и мне уже пора, я за Гошкой в школу опаздываю; я понеслась.

Лешка любезно подал мне пальто, я в темпе оделась и помчалась за своим Хрюндиком в школу, а Горчаков поплелся заканчивать дело по взяткам.

Я прекрасно понимала Лешку, мне и самой иногда составление обвинительного заключения казалось невыносимым бременем, за которое никак не взяться, а главное - никак от него не отделаться. Были случаи, что я не могла сесть за обвиниловку по нескольку дней, хотя сроки брали за горло. А потом прилетала муза, и обвинительное писалось на одном дыхании за несколько часов.

В свое время, будучи молодым следователем, я пыталась разобраться в причинах того, что на месте происшествия, например, я функционирую как робот, запрограммированный на конкретное задание, - в том смысле, что не знаю усталости, пока не поставлю последнюю точку в протоколе. То же относится и к важным допросам; как-то я, вместе с двумя судебными медиками, допрашивала доктора, виновного в смерти пациентки, в течение восьми часов, с двумя перерывами по пять минут, во время которых допрашиваемый выходил в туалет, а мы с докторами лихорадочно обсуждали дальнейшую тактику допроса. Восемь часов я полностью контролировала ситуацию, а играла, между прочим, на чужом поле - и допрашиваемый это чувствовал и предпринимал попытки задушить меня медицинской терминологией, только все его подачи я отбила, поскольку серьезно подготовилась к допросу. Но это был настоящий бой. А восстанавливалась я после этого допроса двое суток, в тот вечер даже не помню, как добралась до дому, а на следующее утро не могла проснуться.

А вот с запросами, которые можно без лишних усилий послать по почте и через две недели вскрыть конверт с ответом, я обычно тяну до последнего, когда уже никакая почта не справится, и мне приходится самой тащиться к черту на рога, чтобы лично отдать запрос и получить ответ, но не за две недели, а за полдня, потому что завтра срок по делу.

И ведь знаю об этом своем недостатке, а поделать с собой ничего не могу.

Я несколько подуспокоилась после того, как в "Следственной практике" вычитала, что стиль работы следователя обусловлен его волевыми качествами. Мол, есть категория следователей, которые отлично справляются с первоначальной, оперативной стадией расследования. Такие следователи способны по нескольку суток подряд, без отдыха, неутомимо выполнять неотложные следственные действия; а когда в расследовании наступает более спокойная полоса, когда требуется длительная планомерная работа по делу, - этот тип следователей утрачивает интерес к делу и зачастую с трудом дотягивает его до конца, иногда с потерями позиций, завоеванных в первые дни работы.

Представители же другой категории следователей, предпочитающие более спокойную, кабинетную работу, столкнувшись с необходимостью срочно выполнить большой объем следственных действий, особенно если это сопряжено с необходимостью преодолевать препятствия, могут опустить руки и не справиться с делом не потому, как было написано в "Следственной практике", "что для этого нужно какое-то особое искусство, а лишь из-за особенностей своего характера".

После этого я, помнится, долго козыряла этими самыми "особенностями характера" и шефу, когда он требовал дело в срок, объясняла, потрясая "Следственной практикой", что я не из-за несобранности не могу сдать обвиниловку вовремя, а исключительно из-за того, что меня мама родила с определенным типом темперамента.

Шеф грязно ругался на "психологов недоделанных" и убедительно доказывал мне, что если не ждать прихода вдохновения, глядя в окно, а просто сесть за машинку, открыть дело и начать печатать большими буквами заветные слова "обвинительное заключение", то дальше само пойдет.

И только я пришла к выводу, что я спринтер, а не стайер и что против природы не попрешь, как все-таки решила воспользоваться советом шефа. Села за машинку, не дожидаясь вдохновения, проклиная свою несчастную судьбу, шефа, бумагу, копирку, и сама не заметила, как пошло-поехало, Горчаков меня за уши от обвинительного оттаскивал, когда уже совсем стемнело.

А сегодня, по дороге за сыном в школу, сдавленная со всех сторон в гулком метро, где народ в это время идет густо и бездумно, как рыба на нерест, я вспоминала русского юриста Муравьева, который примерно сто лет назад классифицировал следователей более красочно и ярко, чем наши современники.