Белое, черное, алое

Вглядевшись в намечающуюся лысинку, которая явно заметна только сверху, в аккуратные складки брюк и начищенные ботинки, я поняла, что эта неторопливая, проникнутая чувством собственного достоинства походка может принадлежать только одному человеку - Ленечке Кораблеву.

Я подождала, пока он поравняется со мной, и, улыбаясь, протянула ему руку:

- Сколько лет, сколько зим!

- Здравствуйте! - вальяжно ответил Кораблев. - Вы теперь тут работаете?

Я удивилась:

- Леня, а мы что - на "вы"?

- Мария Сергеевна, - развел он руками, - вы старший следователь прокуратуры, а я всего лишь оперуполномоченный Регионального управления по борьбе с организованной преступностью и, похоже, буду трудиться в вашем подчинении, поэтому могу называть вас только на "вы" и с отчеством.

- Даже если мы выпьем на брудершафт?

- Тем более...

Я перестала удивляться. Да, давненько я не общалась с Кораблевым, потому и забыла про его странности.

- А мне как прикажешь к тебе обращаться, тоже на "вы" и по отчеству?

- Ну что вы, Мария Сергеевна, вы можете называть меня как угодно.

Да, любит Леня с серьезным видом говорить всякие глупости.

- Так ты по убийству Чванова, что ли, будешь со мной работать?

- Да, начальство распорядилось. - Он искоса на меня глянул. - Да чего там,, собственно, работать-то? Дельце не очень перспективное, в общем, гниловатое, одним словом - безнадежное...

- Ну а ты-то зачем в таком случае?

- Ну как же: оно по статистике прошло как раскрытое, а теперь зависнет "глухарем", поскольку следствие было проведено некачественно, не были своевременно выполнены важные мероприятия по закреплению признания в убийстве...

- Леня, ты что, на методсоветах в горпрокуратуре верхушек нахватался? Добавь еще: "Такое отношение к делу терпимо быть не может"...

- Конечно, терпимо быть не может. Вы же знаете, я законник. От буквы закона ни на шаг.

При этих словах я рассмеялась, сил не было смотреть на важно надутые щеки Кораблева. Я припомнила, что, когда он работал в районном уголовном розыске, мы с ним серьезно поцапались из-за его патологического безделья; вернее, это я тогда раскалилась докрасна, а он был невозмутим и вежлив, как обычно. Я трясла перед его носом кипой невыполненных поручений, а он добил меня тем, что примирительно сказал: "Я почему ничего не делал? Боялся напортить. А ведь если по делу не работать, то и не испортишь ничего!"

- Думаешь, Пруткина в суд уже не запихать? А вам-то что до районного "глухаря"? РУОП же за раскрываемость к стенке не ставят?

- Во-первых, мы теперь называемся РУБОП...

- Да-да, я и забыла, что у вас теперь какое-то неприличное название. Раньше вы были просто Управлением по организованной преступности, а теперь наконец начали с ней бороться.

- А во-вторых, мы оперативно-поисковое дело неосторожно к себе забрали, а оно почему-то встало на контроль в Москве. Так что моя задача -- убедить вас запихать дело на Пруткина в суд, получить копию обвинительного заключения и списать этот геморрой к чертовой бабушке.

- При чем тут геморрой-то?

- Ну, морока одна.

- Прелестно, а может, покопаемся? Ну его, Пруткина, на фиг, может, реальных убийц поищем?

- Да, Мария Сергеевна, вы все такая же: наживаете геморрой на том, на чем можно наживать деньги...

Кораблев обаятельно улыбнулся. Это не значит, что он предлагает мне брать взятки. Это он так метафорически обрисовывает мою жизненную несостоятельность и нездоровый авантюризм. Ленькины афоризмы можно высекать золотом на мраморе.

Ведя такую светскую беседу, мы поднялись на наш четвертый этаж.

- Проходи, - сказала я, открыв свой кабинет.-Чай, кофе, кисель, коньяк?

- Ха! Кофейку, - ответил он, снимая куртку.

Да, глядя на Леню и вспоминая, каким он был, когда мы познакомились, я подумала, что и я уже не та, что была двенадцать лет назад. В глазах Кораблева я как в зеркале увидела отражение своих мыслей.

- Помните, Мария Сергеевна, как мы познакомились?

- Конечно, помню, Леонид Викторович! Мы с тобой познакомились на обыске...

- Неправда ваша: мы с вами познакомились на осмотре места убийства.

- Ну, убийства; да, точно, Леня, - на трупе в квартире. Помнишь, еще кто-то телевизор включил, чтобы не скучно было, и показывали "Петровку, 38"...

Зазвонил телефон. Это из соседнего кабинета интересовался мой друг и коллега Горчаков, случайно я чашками звякнула или собираюсь пить чай. Через минуту он уже просунул в дверь свою лохматую голову.

- Вы знакомы, Леша? - спросила я. - Это Кораблев из РУОПа.

- Встречались. - Леонид привстал, и они обменялись рукопожатием. - Вот вспоминаем с Марией Сергеевной, как мы познакомились, - пояснил Кораблев. Была она тогда юной ромашкой, романтической и доверчивой, а сейчас смотрю на нее и думаю: взрослая женщина, опытный следователь, с некоторым налетом цинизма...

При этих словах Лешка громко заржал:

- С некоторым налетом! Да у нее теперь цинизма - ведром хлебай!

- А в душе я все та же юная ромашка, - укоризненно сказала я Горчакову.

- Паучиха ты страшная, а не ромашка, - по-доброму отозвался Горчаков, успев налить себе чаю и в мгновение ока проглотив бутерброд, принесенный паучихой на обед.