Белое, черное, алое

Помдежурного предложил разжечь на полянке костер, чтобы постовому было повеселее, но тут уже я воспротивилась: неизвестно, сколько тут бензина разлито, сгорит весь лес с постовым вместе. Ладно уж, не денется никуда место происшествия.

- А если бандиты приедут и увидят, что трупа нет? Не спугнем?

- А если бандиты приедут и увидят тут милиционера, им что, спокойнее будет? - возразила я.

Помдеж сдался. Все потихоньку снялись и побрели к дороге.

- Стоп! А бутылка у нас есть? -- спохватилась я.

- Сразу и отметим успех операции? - подмигнул ру-боповский водитель. - Или за помин души покойничка?

- Господи, у вас одно на уме. Искусственные координаты оставим.

-А если нету бутылки?-вмешался Кораблев.-Надо было заранее побеспокоиться! А то на охоту ехать - собак кормить. Вот так вы и работаете!

- Да я просто рассчитываю, что в милицейских машинах всегда найдется пустая бутылка.

Водитель принес из машины пустую бутылку из-под пива. Я написала на бумажке, что сегодня, такого-то числа, на этом месте был обнаружен труп неизвестного мужчины; указала свои данные, номер телефона, понятые расписались под текстом, бумажку мы засунули в бутылку, заткнули отработанной резиновой перчаткой и неглубоко закопали бутылку на том месте, где еще недавно лежал труп.

- А зачем это? - поинтересовались комитетчики.

- Если вдруг убивцы изъявят желание показать место, где сгубили невинную душу, мы сюда с ними приедем, они ткнут пальцем вот в эту полянку, а как мы проверим, что они правильно показали место? Мы копнем почву и вытащим бутылку, а в ней записка, подтверждающая, что такого-то числа именно тут следователь Швецова обнаружила труп. Ну все, теперь можно ехать.

Нога у меня ныла, я долго крепилась, дуясь на Задова, но на полдороге поняла, что вынуждена к нему обратиться:

- Лева, посмотри мне ногу, меня какое-то насекомое в лесу укусило.

- Да кто вас мог укусить в такое время, - прокомментировал сидящий за рулем Кораблев (мы с Задовым ехали в его машине). - Насекомые уже все померли, осень ведь глубокая. Только вот змея могла цапнуть. Они сейчас голодные...

У меня закололо сердце. Мы с Левой завозились на заднем сиденье, пытаясь пристроить мою ногу так, чтобы ему было видно место укуса, Левка возился-возился, потом сдался и сказал, что у отделения все равно тормозить, там и посмотрит. Я уже представляла себе, как моя нога синеет и отмирает от укуса гюрзы или анаконды, или что там еще есть самое страшное, остаток своих дней я влачу, прикованная к инвалидному креслу, если вообще останусь в живых; видения приобретали все более отчетливый характер, пока мы не сделали стоянку и доктор Задов все не опошлил, заявив, что никто меня не кусал, а под коленкой у меня острая колючка, и он сейчас ее вытащит и смажет мне ссадину йодом. Про себя я отметила, что каждое происшествие мне стоит колготок, - я несу потери то на пожарной лестнице, то в глухом лесу...

Впереди еще был осмотр трупа в морге и составление протокола. Когда я, примостившись с протоколом на коленях возле секционного стола, на котором лежал труп, взглядывала на объект осмотра, меня всякий раз ужасали ослепительные белки глаз и белые зубы на фоне обугленного лица. Я уже знала, что ночью эта картина будет меня преследовать. Впрочем, какой ночью! Скоро рассветет...

Я не поддалась на провокацию Василия Кузьмича, который при всем своем показном добродушии умел безжалостно выкрутить руки, и умолила его не рваться в бой с Вертолетом именно сейчас, под субботнее утро.

- Кузьмич, миленький, решите вопрос с дежурным следователем, если уж так не терпится, а еще лучше подождите до понедельника. Никуда ваш Вертолет не денется, а от меня уже толку никакого, я усну во время допроса.

Поскольку, разговаривая с ним, я пальцами поднимала себе веки, чтобы не заснуть, Кузьмич понял, что от меня действительно уже никакого толку, и отпустил с миром, а сам остался продумывать глобальную операцию "Каюк Вертолету". Напоследок я ему намекнула на возможность поработать с областной прокуратурой - труп-то из Токсова.

Кораблев повез меня домой, высказав мне по дороге все, что он думает о нерадивых следователях, которые из-за собственного разгильдяйства сами по ночам не спят и другим не дают.

- Вы что думаете, ваш мужик будет долго терпеть такое?

- Я надеюсь, что он любит во мне личность, а не домохозяйку, - вяло отвечала я, отчаянно борясь со сном.

- А, бросьте! Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. А личностей мужчины вообще никогда не любят, зарубите это себе на носу, наставительно вещал Кораблев. - Если уж так получилось, что женщина умна, уж если постигло ее такое несчастье, то она должна свой ум употребить на что? На то, чтобы скрывать его как можно тщательней и ни в коем случае перед мужиком не афишировать.

- То есть дурой притворяться? - из последних сил спрашивала я.

- Не дурой, а дурочкой. Дьявольская разница!