Белое, черное, алое…

— Ну, спасибо, отец родной. Так вот, сожитель — это то же самое, только на восемь слов короче. Ладно, если тебе от этого легче, я, так и быть, буду употреблять эвфемизм «любовник и друг». Где постовой, который будет ошметки труповозам сдавать?

Как из-под земли вырос постовой и взял у меня копию протокола осмотра и прочие бумажки для морга.

— А Голицын где?

— Поехал в главк, в Москву докладывать. Возвращаться вроде не собирался.

— Крошки мои, за мной!

Я решительно направилась к выходу из парадной, игнорируя сопение дуэтом у меня за спиной.

Мы втроем, а за нами начальник отделения Бурачков перешли дорогу и остановились перед трехэтажным особнячком. Дверь парадной была заперта на какой-то замок с секретом, даже не кодовый. Темень вокруг уже была непроглядная; Болельщиков бубнил, не переставая; в ответ на робкие намеки Задова о том, что хорошо бы подсветить чуток, он злобно рявкнул, что Задов небось на свои кровные лучше пива себе купит, чем ему батарейки, а вот он, Болельщиков, вместо личного пива батарейки покупает; а когда Задов упомянул переноску, тот разъярился еще больше и завопил:

— Переноску подключить куда-то надо, а куда я ее сейчас включу? Тебе в…

— Ну ладно вам, все равно в парадную не попасть. Борис Владимирович, выручайте, — обратилась я к Бурачкову.

— Схожу домой к мастеру РЭУ, — кивнул Бурачков. — У нее-то ключи должны быть, хотя бы на случай пожара, тьфу-тьфу. Подождете?

— А куда мы денемся?

Я как-то отстраненно, даже без досады подумала, что на таких происшествиях жизнь клубится и кипит только первое время, потом все куда-то испаряются, остается жалкая кучка людей, ниже которых только дворник, — в данном случае к ним я причислила себя да бедолаг-экспертов, — и которые пусть как хотят, так и выпутываются. Пусть околачиваются в темноте, голодные и холодные, лбом стучат в запертые двери, а в это время где-то в теплых кабинетах телетайпы вовсю трещат и телефонные трубки раскалены от заверений милицейско-прокурорских боссов об их готовности расшибиться в лепешку для раскрытия страшных преступлений и лично лечь костьми на поле брани…

Болельщиков все-таки зажег фонарь, зашел за угол и сообщил, что если нам надо на чердак, то тут имеется пожарная лестница, которая ведет на козырек крыши перед чердачным окном, достаточно широким, чтобы даже он туда пролез. Я присоединилась к нему и стала с сомнением разглядывать эту самую пожарную лестницу и чердачное окно. Через некоторое время перед запертой парадной остановился милицейский «уазик», из него выгрузился милицейский капитан, в свете фар «уазика» я разглядела, как он о чем-то переговорил с Левой, после чего к нам подтянулся доктор Задов с сообщением, что начальник отделения прислал участкового — мол, мастер двери не открывает, поэтому не целесообразнее ли осмотр чердака отложить до утра. Вот тут мне уже вожжа под хвост попала: понятно, только мне это надо, а всем остальным — лишь бы быстрее закруглиться и на базу? Нет уж, работу надо доводить до конца. Меня не насторожило даже то, что Бурачков сам не явился отчитаться, участкового прислал…

Тем временем эти двое с фонарем выразительно на меня смотрели, цокали языками и требовали наконец определиться — лезем мы на чердак или нет? «Ну нет, сачки несчастные, — остервенело подумала я, — не удастся вам отлынить от работы!» И решительно постановила, что лезем!

— Давай, Машка, я тебя подсажу! любезно предложил сразу смягчившийся Болельщиков; мне показалось, что он даже облегченно вздохнул. Тут я задумалась, как же я залезу по пожарной лестнице в своей Длинной юбке и на высоченных каблуках?

— Ничего, Машка, не сомневайся, — подбодрил меня Болельщиков, — у тебя же разрез на юбке высокий, лезть будет легко. Ты же когда-то спортивной гимнастикой занималась?

— Когда это было… А может, вы с Левой сначала, а?

— Ну вот, здрасьте! Почему это мы должны лезть раньше следователя? Нет уж, давай сначала ты. Кто тут главный, в конце концов?!

Поскольку я всю свою следственную жизнь доказывала окружающим, что в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом, а также с основными положениями криминалистики главным на месте происшествия является не кто иной, как следователь, не могла же я сейчас ударить в грязь лицом. Болельщиков подставил свое мощное колено, и я полезла.

Наглый ветер тут же совершенно неприлично задрал мою юбку вверх, металлические перекладины оказались ржавыми, и руки мои сразу тоже стали ржавыми; в довершение ко всему, добравшись до середины лестницы, я уронила с ноги туфлю. В тот момент, когда моих ушей достиг глухой стук упавшей на землю туфли, я серьезно задумалась — а женское ли дело это следствие? Даже для тех, кто занимался спортивной гимнастикой… Задов и Болельщиков, задрав головы и с нескрываемым удовольствием заглядывая мне под юбку, подбадривали меня и советовали не останавливаться на полдороге.