Белое чудо

Так звали очень смешного человека, которого играл Мишкин папа в известной кинокомедии. И когда Мишка с отцом пришли на почту, все почтовые работники заулыбались и тоже зашептали:

— Карасик... Карасик...

Но Мишкин папа был очень серьезен. Он пошел к начальнику почты и отдал ему письмо.

— Напрасно вы беспокоились, — сказал начальник почты. — Все уже разъяснилось. Почтальон Кусенко не виноват. Почту случайно задержали в отделении. Жилец из тридцать пятой квартиры уже получил свои газеты.

Мы еще долго после этого случая помогали дяде Яше разносить почту. А в тот день мы собрались на нашем обычном месте, на поленнице дров. Наташа сказала, что раз все так хорошо кончилось, то теперь можно Овцову отомстить. И она снова предложила свой вариант с веревочкой. Но Мишка сказал, что победители не мстят, и большинство из нас с ним согласилось.

Мы были горды, что первая в нашей жизни справедливость восторжествовала. И еще мы гордились тем, что были жильцами такого справедливого дома...

Обычное детство в обычном московском дворе. Но это только так кажется со стороны. Для меня мое детство — неповторимое, необыкновенное, единственное. О нем знает наш двор, за это я люблю его. Люблю его лужи и трещины на асфальте, люблю треугольник солнечного света у гаражей. Люблю новых детей, которые играют за нашим палисадничком в наши игры. Так любят кусочек Родины, который всегда с тобой.

Трудный экзамен

К родительскому дню мы решили поставить настоящий спектакль. Тот самый, что с большим успехом шел на сцене настоящего театра. Идею подала воспитательница Ольга Николаевна, и все признали, что идея замечательная. Во-первых, все мы, дети актеров, мечтали стать актерами, и чем скорее, тем лучше. Во-вторых, какой это будет сюрприз для родителей: увидеть собственных детей в своих же ролях. В-третьих, пьеса, которую мы собирались ставить в пионерлагере Всероссийского театрального общества, была очень интересная. В ней рассказывалось о советском разведчике, который во время войны по заданию командования засылается в Германию, в самое логово врага. Рискуя жизнью, он налаживает связь с подпольной группой. Его помощницей становится советская разведчица Нина, которая выдает себя за немку и служит личным секретарем главного фашистского начальника — гауляйтера.

С помощью Нины наш разведчик осуществляет взрыв германского военного штаба (сработала мина замедленного действия, вмонтированная в старинные часы), похищает самого гауляйтера и привозит его в Москву.

Конечно, мы не могли осилить весь спектакль. Мы выбрали из него только самые интересные эпизоды. Роль советского разведчика досталась, разумеется, Гришке Персикову. Ему даже не пришлось учить слова: он столько раз смотрел спектакль, что выучил всю роль наизусть и, кроме того, в точности копировал интонации своего отца. Вообще он был вылитый отец, так что с главным героем обстояло как нельзя лучше. С героиней получилось сложнее. Внешне Таня тоже была похожа на мать: тоненькая, большеглазая, с пышными волосами. Единственная разница — играть на сцене Таня совершенно не могла. Стоило ей выйти на сцену, как ока начисто забывала свою роль. Она бледнела, заикалась, сжимала кулаки и была похожа скорее на пленную партизанку, чем на ловкую, сообразительную разведчицу. Режиссер наш, Ольга Николаевна, очень с ней измучилась.

Мне досталась роль матери героя. Очень маленькая, но самая трудная. Дело в том, что когда герой (Гришка) получает свое опасное задание, он приходит к матери попрощаться. И мать крестит его и целует. Крестить Гришку я могла сколько угодно, но целовать — ни за что. Ольга Николаевна объясняла мне, что я должна войти в образ, забыть о том, что мне четырнадцать лет, представить себе, что я — старая женщина, которая прощается со своим сыном и не знает, увидит ли его когда-нибудь еще. Я входила в образ и, корчась от стыда, тянулась губами к Гришкиному лбу. Но тут Гришка выходил из образа, и, когда я видела его ухмыляющуюся физиономию, я просто костенела.

Так и пришлось мне отказаться от роли. На мое место взяли Юлю, а мне поручили помогать художникам расписывать декорации. И я была этому очень рада. Именно тогда я впервые поняла, что актрисы из меня не выйдет. Так оно впоследствии и оказалось.

У моей преемницы характер был покрепче. На первой же репетиции она мужественно чмокнула Гришку в лоб. Но Ольга Николаевна осталась недовольна поцелуем. Она сказала, что это холодный поцелуй, не материнский. Юля клялась, что именно материнский, а не какой-нибудь еще. Гришка хихикал. Трудно давалась Юле работа над образом матери. Несколько раз она убегала с репетиции в палату, ложилась на постель и говорила, что больше никогда и близко не подойдет к сцене. Она жаловалась нам, что, когда дело доходит до поцелуя, Гришка нарочно поворачивается спиной к залу и начинает подмигивать Юле и строить рожи.