Белое чудо

А как на пенсию вышел — совсем одиноко стало. Сам виноват: не завел семьи. Не мог забыть ту санитарку, фронтовую свою любовь.

Тогда, в сорок третьем, погрузили сержанта Костю Березкина в санитарный поезд и увезли за Урал, в тыловой госпиталь. И уж больше он не встречал свою санитарку.

А она и теперь, как живая, стоит перед его глазами: стройная, синеглазая, светлые кудряшки из-под пилотки...

— Да куда же он, на самом деле, подевался, котище?..

Черныш частенько удирал из дому, бродил всю ночь по кошачьим своим делам, но не было еще случая, чтобы он не вернулся раным-рано, еще до света, за своей порцией рыбы.

Дядя Костя взял старенькую хозяйственную сумку и отправился в магазин. Перед уходом он пошире открыл форточку на случай, если Черныш вернется.

Ближний гастроном находился не очень близко — за два квартала. Дядя Костя медленно ковылял, тяжело опираясь на палку. Ветер гнал по улице кленовые листья. Накрапывал дождик. Нехорошо было на душе у дяди Кости. Он все поглядывал по сторонам — не выскочит ли ему навстречу черный кот с ошейником. Зная непоседливый характер кота, дядя Костя приладил ему ошейник и вывел на нем адрес — авось добрые люди приволокут кота по месту жительства, если сам не найдет дорогу.

В гастрономе дядя Костя запасся продуктами дня на три: много ли им надо вдвоем с Чернышом? Купил папирос и пошел потихонечку назад. Приобрел в киоске газету, посидел на скамеечке, почитал. Не хотелось возвращаться в пустую, неприбранную квартиру, а куда еще пойдешь? Только ведь и под дождем не просидишь. Простынешь, а ухаживать некому.

Дядя Костя вздохнул и пошел дальше. Вот и знакомый двор. Знакомый, а не родной. И окно на втором этаже не родное, так, окно и окно. На лестничной площадке перед дверью — звонок. Редко-редко он звонит. А в квартире все так же тихо. Не вернулся негодяй Черныш.

Дядя Костя сел на кухне у окна, закурил и задумался. Да что же это нашло нынче на него? И не Черныш тут вовсе виной, а что-то совсем другое.

5

22 километра 65 метров разделить на три.

Нужно сначала километры превратить в метры, а потом делить.

В одном километре... сто метров. Хотя нет, не сто, а тысяча. Да, точно, тысяча. Значит, в двадцати двух километрах две тысячи двести метров. Да еще шестьдесят пять. Это будет... Это будет две тысячи двести шестьдесят пять метров. Разделить на три...

— Думанян, не спи! Тимофеев, смотри в свою тетрадь, а не в тетрадь Комарова!

...Два на три не делится. Берем двадцать два. Двадцать два на три — это будет... Трижды восемь — двадцать четыре. Значит, не восемь. Семь. Трижды семь — двадцать один. Да, правильно, семь. Пишем: семь. В остатке получается один. Сносим шесть. Получается шестнадцать. Шестнадцать разделить на три — это будет...

— Что тебе, Комаров?

— Можно выйти?

— Сиди! Мало тебе перемены?

...Шестнадцать разделить на три — это будет...

— Федорова, снижу оценку! Я все вижу, я все слышу! Федорова! Кому я сказала?!

...Шестнадцать разделить на три — это будет... Четырежды три — двенадцать, пятью три... Да, это будет пять. Пишем: пять. В остатке получится...

— Что тебе, Комаров?

— Можно выйти?

— Перемена будет — выйдешь!

Вите кажется, будто он взбирается на вершину крутой горы. Лезет, цепляясь за выступы корней, за пучки травы. До вершины еще далеко, но если лезть спокойно, не торопясь, то доберешься запросто.

Но в том-то и дело, что надо торопиться. Это затрудняет подъем, путает мысли. Витя лихорадочно соображает: значит, так, пятнадцать на три — будет пять. Пятью три — пятнадцать. Пишем в остатке ноль.

Фу! Одна вершина взята. Осталась еще одна: задача на площадь прямоугольника. Эта вершина потруднее, но ничего! Вперед!

Ширина прямоугольника — два сантиметра, длина — шесть. Определить площадь прямоугольника и его периметр.

Чертим прямоугольник. А чем? Карандаш и линейка — в пенале, пенал — в ранце... Не успел вынуть. Быстрее! Надо достать снаряжение! Вот ледоруб. Вот капроновая веревка...

— Снежков, поскорее там копайся! Комаров, ты чего ревешь? Ну иди, иди, если уж невтерпеж, чего же реветь-то? Тихо! Что за смех! Федорова, я кому сказала?!

Витя суетливо роется в ранце. Вот он, карандаш. У папы в альбоме есть фотография: папа сидит на скале, в руках у него — ледоруб. Папа на фотографии совсем молодой, даже без очков...

— Снежков, работай! Опять витаешь?

Голос учительницы врывается в Витины мысли, как утренний звон будильника. Ему кажется, что если бы альпинистам кто-то снизу все время командовал: «Быстрее! Не отвлекаться! Не витать!» — они бы просто не полезли. Назло. А он — не альпинист, он должен подчиняться.

Витя торопливо чертит прямоугольник: ширина — два сантиметра, длина — шесть. Оттого что он торопится, забыл прижать как следует линейку, и карандаш чертит по тетради некрасивую, кривую линию. Витя ищет ластик.

Звенит звонок.

— Все! — учительница хлопнула в ладоши. — Заканчиваем работу! Закрываем тетради! Дежурный, все собрать, положить мне на стол.