Но Филоненко все-таки «перешифровался». Савинков сообщил ему, что смысл полученной шифровки ему не вполне ясен. В ответ Филоненко пообещал направить доверенного солдата с секретной депешей, а пока просил вызвать в Петроград для допроса начальника военных сообщений генерала Тихменева. И снова на условном языке доносил, что этот генерал «ведет под уздцы копя бледного для Лавра» (т. е. для Корнилова), к тому он, Филоненко, имеет «много оснований...». «Я очень рад,— сообщал далее Филоненко,— что у Фонвизина (заместитель Филоненко как «комиссарверха».—
В Петрограде, в военном министерстве, где заседал Савинков, явно насторожились. Тихменев был вызван в Петроград, но затем вызов отменили. Решили, вероятно, что при тех отрывочных и невразумительных сведениях, которые поступали от Филоненко из Ставки, такой шаг может стать преждевременным: только «спугнет» заговорщиков. Но главное, по-видимому, все-таки заключалось в другом. Корнилов со своей программой «оздоровления» фронта и тыла был нужен Савинкову (и Керенскому), и на основании каких-то, пока еще маловразумительных, сигналов от Филоненко ломать столь тщательно вынашиваемый план ликвидации «революционной анархии» они не хотели. Они рассчитывали на полюбовное соединение «красного флага» Керенского с «крепкой рукой» Корнилова. Филоненко дали понять, чтобы он не осложнял отношений со Ставкой, что, конечно, не означало прекращения наблюдения за ней. К тому же информацию о том, что там происходит, Савинков получал и по другим каналам, в частности через начальника контрразведки штаба Петроградского военного округа и военного министерства, а до этого преподавателя санскрита, доцента Московского университета II. Миронова. Этот Миронов через «агентов наружного наблюдения» и дворников установил также слежку за квартирой Завой-ко в Петрограде. Они установили, что в ней во время наездов в Петроград будут бывать адъютант Корнилова полковник В. Голицын и даже сам Корнилов. В поле зрения агентов Миронова попал и некий «Союз монархистов», хотя установить его связь со Ставкой не удалось. Подозрения, таким образом, не только оставались, но, пожалуй, и усиливались.
Это с полной очевидностью обнаружилось во время встречи Керенского с Корниловым, который 3 августа прибыл в Петроград для представления Временному* правительству своего доклада с разработанной в Ставке программой милитаризации тыла по образцу фронта. В ходе беседы, состоявшейся в Зимнем дворце, Керенский как бы между прочим поинтересовался мнением Корнилова: стоит ли ему, Керенскому, при складывающихся обстоятельствах оставаться во главе государства? Корнилов дал уклончивый ответ. Он сказал, что, несмотря па то что влияние Керенского явно «понизилось», тем не менее, «как признанный вождь демократических партий», он должен все же оставаться у власти.
Между тем, предварительно ознакомившись с докладом Корнилова, Филоыенко и Савинков посчитали его неудачным, а именно слишком прямолинейным, не учитывающим «условий политического момента». Такого же мнения держался и сам Керенский, в предварительном порядке также прочитавший доклад. С его точки зрения, там был изложен целый ряд мер, «вполне приемлемых», но «оглашение» их в такой редакции и с такой аргументацией вполне могло привести к «обратным результатам», т. е. спровоцировать революционные выступления. Решено было, чтобы Савинков и Филоненко «доработали» доклад в нужном направлении и через неделю, 10 августа, представили его правительству на утверждение. Поэтому на правительственном заседании 4 августа Корнилов ограничился лишь характеристикой положения на фронтах. И тут произошел примечательный эпизод. Когда Корнилов стал говорить о предполагаемых стратегических планах Ставки, Савинков, а затем и сам Керенский записками предупредили его, что с этим «нужно быть осторожным», так как некоторые министры связаны с теми членами ВЦИК Советов, «кои заподозрены в сношениях с противником». Трудно удержаться от мысли, что это не было сознательным провоцированием и без того уже кипевшего яростью Верховного.