Белое движение. Исторические портреты (сборник)

Инспирирование действий Долгорукова отвечало интересам как Гетмана, так и Кистяковского. Руководители Добровольческой Армии, придерживаясь последовательно антигерманской политики, третировали Скоропадского как марионетку оккупантов, и на равноправные взаимоотношения после эвакуации германских войск последний вряд ли мог рассчитывать; Кистяковский же имел личного недруга в кругах, близких к Деникину, – Шульгина. Таким образом, и Гетман, и его министр, видя в Добровольческой Армии угрозу своему положению, вполне закономерно должны были придти к решению избавиться от графа Келлера, который, несмотря на расхождения во взглядах с «непредрешенцем» Деникиным, приветствовал его как потенциального руководителя объединенных антибольшевицких сил.

Однако политиканы, как это часто случается, в первую очередь перехитрили самих себя – за отставкой выдающегося полководца вскоре, уже 1 декабря, последовало падение гетманского режима под ударами «петлюровцев». Граф Келлер, вернувшийся после отставки к формированию «отряда Северной Армии», сделал попытку принять участие в уличных боях, но к вечеру предпочел распустить своих подчиненных (Гетман и Долгоруков скрылись, и оборона города фактически была дезорганизована), был схвачен «петлюровцами» и вскоре убит.

* * *

Обстоятельства, сопутствующие этому, известны по нескольким источникам, чьи показания сходятся в одном: у старого генерала была возможность спастись, но он отверг помощь представителей германского командования, которое еще имело в своем распоряжении силы, достаточные для защиты русских офицеров, обращавшихся к недавним врагам в поисках спасения. Неудивительно, что писавшие об этом сосредотачивали свое внимание на гордом жесте Келлера, в сущности выбравшего смерть, но не содействие иноземцев, и игнорировали детали, проливающие дополнительный свет на это решение. Без них же его следовало бы приписывать только строптивому нраву или нелюбви графа к иностранцам. И в том, и в другом случае к поступку Келлера можно относиться как к вершине благородства или к гибельному упрямству, но не более того.

А между тем стоит обратиться к свидетельствам очевидцев о том, что же и как именно произошло в тот вечер 1 декабря. Офицер из келлеровского отряда Н. Нелидов рассказывает: «…Граф ушел в келью (дело происходило в Михайловском монастыре, ставшем последним прибежищем генерала, а затем и местом его заключения. – А. К. ). В это время приехал полковник Купфер с германским майором. Последний предложил графу поехать в германскую комендатуру, где он ручался за безопасность. Граф, хотя и владевший прекрасно немецким языком, но глубоко не любивший немцев, по-русски, через Купфера, отказался.

Несмотря на отказ, мы вывели графа почти силой из кельи во двор и довели уже до выхода из ограды. По дороге, по просьбе майора, накинули на графа немецкую шинель и заменили его огромную папаху русской фуражкой, чему он нехотя подчинился. Когда же майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи (знак ордена Святого Георгия III-й степени. – А. К. ), чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля, граф с гневом сбросил с себя шинель и сказал: “Если вы хотите меня одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду”. После чего он повернулся и ушел обратно в келью. Ни мольбы, ни угрозы (? – А. К. ) не могли уже изменить его решение. Майор пожал плечами, круто повернулся и уехал».

Другим свидетелем оказался находившийся в это время в Михайловском монастыре Епископ Камчатский Нестор (Анисимов). Вот его рассказ:

«Едва лишь я лег спать в эту тревожную ночь, как вдруг ко мне приходит посланный от графа Келлера адъютант и просит меня немедленно придти к графу. Пока я одевался, адъютант рассказал мне, что пришел автомобиль с немецкими офицерами, желающими увезти графа и спасти его от неминуемой расправы петлюровцев, но что граф категорически отказывается от этих услуг немцев…

Когда я с адъютантом вышли в ограду обители, мимо нас германские офицеры почти насильно провели к автомобилю графа. Они заверяли его, что им поручено только сохранить его жизнь и вывезти благополучно из города. Но граф не соглашался на это и, увидев меня, взмолился, прося меня разъяснить немцам, что он не может уйти и оставить свой отряд на растерзание, что, если суждено, он желает погибнуть вместе со своими людьми.