Белое движение. Исторические портреты (сборник)

Дело в том, что после стрельбы, развязанной большевиками на петроградских улицах 3–4 июля, даже безвольное Временное Правительство, казалось, поняло всю опасность радикальных революционных течений. В эти же дни был выписан ордер на арест Ленина, которому пришлось скрываться от следствия; очевидно, что в период кратковременного пребывания Семенова в Петрограде вождь большевицкой партии не мог иметь никакого отношения к легальному и лояльному Совдепу, так же как и его ближайший соратник Троцкий, ставший Председателем Петросовета значительно позже, 9 сентября, на волне подавления «Корниловского мятежа». Таким образом, задержание Ленина в июле 1917-го не имело бы никакого отношения к перевороту, а было бы выполнением официального постановления законных органов юстиции; удар же по Петросовету в середине июля 1917 года был бы фактически ударом по Временному Правительству.

Понимал ли это есаул Семенов? Похоже, что да. В своих мемуарах он откровенно расставит точки над i, рассказав о намерении, «если потребуется, арестовать Временное правительство». Впрочем, несмотря на вынашивание столь решительных планов, Забайкальский есаул неплохо владел собою, скрывая их и создавая у собеседников иллюзию полной лояльности к существующим органам власти и «революционной демократии». В результате, покидая Петроград, он увез с собой не только полномочия на вербовку монголов и бурят в добровольческие части, но и титул «комиссара по добровольческим формированиям на Дальнем Востоке»; правда, приступать к формированию Монголо-Бурятского полка Семенов не слишком торопился, основное внимание уделив участию во 2-м Войсковом Круге Забайкальского Казачьего Войска, открывшемся 5 августа в Чите. Лишь в конце сентября началась вербовка добровольцев, а с 15 ноября 1917 года, по одному из свидетельств, – и «оффициальное существование» Монголо-Бурятского полка. Но за это время произошли радикальные перемены. Вслед за большевицким переворотом 25 октября все сильнее стал разгораться пожар новой войны – войны Гражданской.

* * *

Итак, «первый поднявший Белое знамя борьбы»… Но к моменту первого столкновения с большевиками – по Семенову, 12 ноября – для серьезного «сопротивления большевизму» силы были неравны, и есаулу пришлось перенести формирование своих частей поближе к китайской границе, на станцию Даурия. Сюда собирались те, вместе с кем Атаман решил начать борьбу против Советской власти. Один источник говорит, что их было семеро, другой – восемь человек, третий называет эффектную цифру тринадцать, присовокупляя: «Начал бить черта “чертовой дюжиной”», – но в любом случае больших перспектив эта борьба, казалось, иметь не могла.

Тем не менее 19 декабря Семенову удалось разоружить находившихся на пограничной станции Маньчжурия ополченцев: сочетание сообщения о демобилизации и отправке по домам с наведенным на толпу револьвером и перспективой первому шевельнувшемуся первым же и получить пулю (а самоотверженности от революционной толпы, как правило, ожидать не приходится) оказалось весьма действенным. Разоруженных солдат рассадили по заблаговременно поданным теплушкам, последняя из которых была отведена для арестованных большевицких лидеров, – и именно она породила одну из самых устойчивых «черных» легенд, и по сей день окружающих имя Григория Михайловича.

Советские источники единодушно сходятся на том, что на станции Маньчжурия Семеновым было учинено что-то ужасное. Однако при попытке разобраться в событиях более подробно приходится констатировать: не только цельной, но и просто сколько-нибудь последовательной картины событий составить никак не удается.

«Его изуверские действия, – трепеща от гнева, обличает Григория Михайловича отставной генерал советской юстиции, – которые он совершал настолько спокойно и обычно, как будто срезал кочан капусты или вырывал куст картошки, характеризует разговор, состоявшийся по телефону между ним и работником Читинского Совета.

– Что произошло на станции Маньчжурия?

– Ничего. Все стало спокойно. Ваши красноармейцы и советчики мне уже не мешают.

– Как это понять? Вы их расстреляли?

– Нет. Я их не расстрелял. У меня патроны ценятся очень дорого. Я их повесил.

Вагон с трупами Семенов приказал начальнику станции отправить в Читу для устрашения большевиков».