Белое движение. Исторические портреты. Том 1

«На кругу после доклада генерала Богаевского о Добровольческой армии и ее жизни в последнее время, вызвавшего бурные овации, Краснов задал генералу Богаевскому вопрос об отношении Добровольческой армии к немцам. Видя старание Богаевского уклониться от прямого ответа, он поставил вопрос следующим образом: "Может ли Добровольческая армия вести войну с немцами?" На этот вопрос Богаевский сказал, что он ответить не может, не зная даже численности здесь немецких войск. На категоричное заявление о том, что немцев здесь три корпуса, генерал Богаевский ответил, что, по его мнению, Добровольческая армия при этих условиях вести войны с немцами не может».

В этом и заключалась «мораль всей басни»: несмотря на широко декларируемую верность союзникам по Антанте и критику «изменников общему делу», фактически Добровольцы были не в состоянии не только восстановить Восточный фронт, но и оказать сколь-нибудь серьезное сопротивление германским войскам, как бы ни раздражали их немецкие каски на ростовских улицах.

В августе на Большом Войсковом Круге Краснову были брошены упреки в сношениях с немцами, причем естественным антиподом указывалась Добровольческая Армия, сохранившая неизменную верность союзникам и «чистоту риз». В ответ Петр Николаевич мог только воскликнуть:

«Да, да, господа! Добровольческая Армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, донской Атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах Тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой Армии! - Весь позор этого дела лежит на мне!»

И это была чистая правда: вплоть до конца 1918 года единственным, кроме Дона, «источником снабжения» Добровольческой Армии была... Армия Красная, но за боевые трофеи приходилось платить кровью.

Поворот Добровольческой Армии к Царицыну, как то предлагал Краснов на совещании 15 мая в Манычской, мог бы сильно повлиять на ход Гражданской войны. По мнению Добровольческого командования, Донской Атаман сознательно пытался бросить «конкурентов» на заранее проигрышное предприятие, чтобы избавиться от них и чуть ли не выслужиться перед немцами. Что же давало овладение Царицыном? Одна из точек зрения такова: «Удар по Царицыну, резавший все тылы северо-кавказской группы красных, предрешал ее дальнейшую судьбу. Уйти ей было некуда и держаться на северном Кавказе, без снабжения, стиснутой между Доном и Добровольческой Армией с севера и оккупированным германцами, турками и англичанами Закавказьем, она долго все равно не могла бы. Освобождение Кубани, при этом, достигалось само собою, как "побочный продукт" основной операции, удара по тылам северо-кавказской группы красных».

Но ничего этого не произошло. Благодаря повороту на Кубань (повторим: возможно, и оправданному в тот момент из-за преобладания в составе армии «кубанского» элемента), Добровольческая Армия вплоть до конца 1918 года оставалась региональной силой с общегосударственными задачами. Выхода в неказачьи области не получилось, соединение с появившимся на Волге новым антибольшевицким фронтом стало фактически нереальным.

* * *

Что касается «внутренней политики», то Петру Николаевичу удалось наладить нормальную мирную жизнь на территории Войска. Донская земля стала едва ли не самой «старорежимной» территорией бывшей Империи. Многие прибывавшие туда не только из Совдепии, но и с гетманской Украины отмечали порядок, царивший на донских станциях и в городах. Даже либеральная интеллигенция, вовсю трудившаяся для краха Империи, не могла удержаться от умиления жандармом в полной форме, с красным аксельбантом, стоявшим, как и прежде, на железнодорожной станции. Бывший «сатрап» и «фараон» стал теперь символом спокойной и безопасной жизни.

Писатель, «петербургский казак» Петр Краснов, безусловно, идеализировал казачество, его прошлое и роль в исторических судьбах России, но, может быть, именно такой человек и нужен был в это время на Дону? Трибун, но не пустобрех-оратор, а человек с яркими, зримыми свидетельствами личного героизма, с определенным авторитетом («царский, боевой генерал, георгиевский кавалер»), который мог напомнить казакам о прошлом, вложить им в головы мысль об их избранности. Из его уст казаки могли принять слова: «честь обязывает, казачья слава повелевает». Краснов пытался заново привить казакам понятие об их исключительной роли для России, определяющем значении в ее истории:

«Россия ждет своих казаков, - говорил Донской Атаман. - Близится великий час. Наступает славное время... Помните дедов своих под Москвой и Великий Земский Собор в 1613 году. Кто вслед за Галицким дворянином подошел к столу, где сидел князь Пожарский, и положил записку [в пользу избрания на царство Михаила Федоровича Романова]? То был Донской Атаман».