Белое и черное

Мучительное одиночество и полное отсутствие будущего — не это ли превратило в наркомана бывшего командира, потерявшего всяческую надежду в жизни?..

— Тяжко? — В голосе Тодороку крылось сочувствие.

— Что ж, — холодно отрезал Нэдзу. — Что посеешь, то и пожнешь.

Он явно изо всех сил боролся с физическими страданиями, терзающими его тело. Стиснутые зубы кривили лицо в страшной гримасе. Все это выглядело уродливо трагическим и вызывало чисто физиологическое отвращение.

— Приношу свои извинения, — с трудом выдавил из себя Нэдзу. — Заварил вам кашу.

— Хотите сказать этим, — Тодороку навалился грудью на стол, — что убийство мадам и Судо Тацуо — ваших рук дело?

— Нет! Не так это! Тех… тех двоих не я убил.

— А кто же?

— Не знаю. Кто их убил, мне неизвестно.

На лице Тодороку отразилось презрение. Взгляд мгновенно посуровел, лишь тон остался спокойным.

— Послушайте, Нэдзу-сан, — он ткнул в лежавшую на столе рукавицу со следами вара и краски для мимеографа, — это ведь ваша? Вы сами ее опознали.

— Да, моя. Никаких сомнений.

— Нэдзу-сан! — напористо заговорил Тодороку. — Вы же должны знать, где нашлась эта рукавица. Ее достали со дна озера вместе с грузом, привязанным к трупу! К тому же, на ней остался вар. И вы будете утверждать, что убийца — не вы?

— Я… я… — Нэдзу трясся всем телом, стиснув зубы, превозмогая физические и психологические муки, терзающие его. Он с трудом выдавливал из себя слово за словом: — …только трупы… только трупы перетащил. Когда я заглянул в комнату на втором этаже, они оба уже мертвы были… Убиты…

Тодороку и Ямакава недоуменно переглянулись. Тодороку с возмущением в голосе уточнил:

— Так это вы с телами такое сотворили?

— Минуточку, господин старший инспектор, — вмешался в разговор Киндаити Коскэ. — Может быть, Нэдзу-сан сам расскажет, как ему удобнее? Пусть начнет с того, зачем он поднялся на второй этаж.

— Спасибо вам, Киндаити-сэнсэй. Я и сам так собирался все объяснить.

— Что ж, давайте. Пусть говорит, как сам хочет.

Тодороку дал знак взглядом, и Эма с Миурой приготовились записывать показания.

Нэдзу прикрыл глаза. Изможденность его стала еще более заметной. Лицо непрерывно дергалось в конвульсиях, по нему струился пот.

— В тот вечер я, как всегда, работал на мимеографе. Юкико уже спала в маленькой комнате. Примерно пять минут одиннадцатого позвонили в дверь, и я пошел открыть. На пороге стояла та женщина.

— Кто же она? Раз так сложилось, наверное, можно сказать?

— Нет! — Нэдзу опять стал резок. — Господин старший инспектор, не спрашивайте меня об этом. Я всеми богами клянусь, что она здесь совершенно не при чем.

Тодороку вопросительно взглянул на Киндаити и, видя, что тот молча кивнул, сказал:

— Ладно. Продолжайте, как знаете.

— Спасибо вам. — Плечи Нэдзу резко двигались, выталкивая из легких воздух. — Я провел ее в большую комнату, и мы немного поговорили, но я боялся разбудить Юкико и увел гостью из дома. Сколько было времени, точно не знаю, но примерно где-то половина одиннадцатого. Она сказала, что хочет поговорить еще, и я пошел провожать ее до станции, а по пути мы проходили мимо заднего входа в ателье. Так вот… — тут Нэдзу опустил голову, — я виноват перед вами: когда меня вчера спрашивали, не было ли там чего необычного, я ответил, что был занят разговором и ничего не заметил. А там дверь была сантиметров на пятнадцать приоткрыта. Я не обратил на это особого внимания, только почему-то взглянул на второй этаж и заметил свет. Но тогда, как я вам объяснил, мы шли на электричку, задерживаться не могли, вот и прошли просто мимо, не полюбопытствовав. А возвращался я той же дорогой.

— И что же было тогда?

— Дверь была точно так же приоткрыта. И на втором этаже по-прежнему горел свет. Все было совершенно так же, как когда мы проходили в половине одиннадцатого. Я взглянул на часы — было уже без двадцати два. Тут ведь любой удивится, верно?

— Несомненно. И как вы поступили?

— Позвал хозяйку. Разумеется, мне не ответили. На душе у меня стало неспокойно. Я же знал, что она живет одна. Вдруг грабитель забрался? Я вошел, ее позвал. Внизу тьма кромешная, я и пошел на свет, на второй этаж. А там…

Лицо Нэдзу кривилось от боли, пот капал на стол.

— А там?

Размазывая капли пота, Нэдзу продолжил:

— Наверху навзничь лежал мужчина. Верхняя часть тела в комнате, нижняя в тесном коридорчике. Поэтому фусума не была задвинута до конца, и я мог заглянуть в комнату.

Страдальческая гримаса на лице Нэдзу и его прерывистая речь объяснялись, вероятно, не только физическими муками. В этот момент его, несомненно, пронзило воспоминание об увиденном.

— Ну-ну, что же дальше? — поторопил Тодороку.

— Там на кровати лежала женщина… мадам…

Торопливо произнеся эту фразу, Нэдзу опять смолк. По лицу его было видно, что многого он не хочет говорить. Киндаити заметил это его нежелание и вступил в разговор.

— Нэдзу-сан, опишите подробно, в каком она была состоянии. Это чрезвычайно важно для следствия. Как она выглядела?