Белое, красное, чёрное (СИ)

— То есть? — удивленно спросил Ник, переглянувшись с Аполлинарием, — и это все?

— К сожалению все, — вздохнула Елизавета Алексеевна.

Ник осторожно взял тонкий, как лепесток цветка, кусочек бумажки.

— Кто же мог это написать? Неужели это Пушкин?

— А кто же другой? Перстень Пушкина, Пушкин был в Тифлисе, теперь надо искать княжну Эличку, которая могла встречаться с Пушкиным в бытность ее в Тифлисе, — сказала Елизавета Алексеевна. — И искать среди тех фамилий, которые были близки к Пушкину. Что скажете, Аполлинарий?

— Скажу, что полностью с вами согласен. Надо расспросить членов семейства Чавчавадзе, не было ли среди их родственников дамы с таким именем.

— Искать надо Елену, — заметила Елизавета Алекссевна. — Это в Грузии любят, называть всех любовно, как близких. Эличка это Елена, по-грузински Элене.

— Да, — напомнила Лили, — вы обещали еще рассказать о кардинале Рогане.

— Ну, тут нечто совершенно особенное. Представьте себе, эту де Ламмот-Валуа я видела в Крыму. Она была старушкой среднего роста, носила серый суконный редингот и черный бархатный берет с блестящей брошью. Очень любила рассказывать о временах Людовика XVI и о своем знакомстве с графом Калиостро. Но о кардинале Рогане молчала. И вот совершенно потрясающее — барон Геккерн и кардинал Роган были друзьями детства. Под влиянием кардинала Геккерн, уже взрослым сложившимся человеком, дипломатом, вдруг отказывается от протестанства и принимает католичество!

— Как! — воскликнул Ник. — То есть, вы хотите сказать, что Геккерн был католиком?

— Да, — ответила твердо Елизавета Алексеевна, — и не только просто католиком, а иезуитом, как и Дантес. Вот и думайте теперь, какие тут могут быть хитросплетения. Вон Лили читает Эжена Сю, тут ничего нельзя принимать на веру, все может быть чрезвычайно запутанно. Я скажу вам еще что-то, весьма странное, не знаю уж, как вы это осмыслите. Своего первого ребенка Дантес назвал несколькими именами, последним из которых был имя Маврикий, или Морис по-французски. Эта раз. И второе, будучи мэром Сульца, Дантес поставил на площади перед церковью памятник святому Маврикию. Очень интересный памятник. Это римский воин, стоящий с весьма гордым видом. Кстати, похожий на самого Дантеса в молодости. Можно подумать, что Дантес поставил памятник самому себе.

— Т-а-а-к, — сказал после небольшой паузы Ник, откинувшись на спинку стула. Аполлинарий и Лили молчали — это был шок. Слишком свежи еще были в памяти события, связанные с копьем царя Соломона или же сотника Лонгина, и святого Маврикия. Тогда сыщики были на волосок от смерти. — Неужели эти дела связаны между собой? Как же все это понимать? Это что, звенья одной запутанной сети? Это что — большой заговор иезуитов?

— Но ведь Воронцова не была католичкой? — спросил окончательно сбитый с толку Аполлинарий.

— Конечно, нет, но вот Каролина Собаньска, предмет пылкой страсти Пушкина, а также Адама Мицкевича, была. Вы знаете ее биографию? Это была авантюристка высокого полета! Это та особа, в альбом которой было написано стихотворение «На холмах Грузии». Какое-то время в Одессе Пушкин, еще совсем молодой, изнывал от страсти к этой польке и готов был творить глупости. Но потом воспылал страстью к Елизавете Ксаверьевне, и это уже были более глубокие отношения. Вот почему страница из альбома Собаньской оказалась зашитой в сюртук маркиза Паулуччи — загадка.