Разошлись все по своим домам, а Силевкс с Нириам только дождались темноты - сразу кинулись к раненому дракону в фиорд. Нириам была врачевательница, знала травы, могла заговаривать кровь. Помогла она морскому дракону, а Силевкс принес для него пищи. Пробыли они у раненого всю ночь, а к утру дракон набрался сил и раны его затянулись настолько, что он смог отплыть самостоятельно к скале, что отделяется от скалистого берега тонкой песчаной косой. На этом месте он остановился и вдруг обратился к Силевксу и Нириам на человеческом языке:
- Спасибо вам, добрые люди, что не дали умереть последнему из морских драконов, живущему в этом море. За то я просил Создателя дать мне право наделить вас тем, что сам имею. Силой великой, колдовством добрым, мудростью, сердцем горячим, способностью видеть истинную суть вещей и помышления, талантом создавать прекрасное, властью царской. А любовь в вас и так есть.
Он велел им собрать чешуйки, что отвалились от его шкуры в тех местах, где были раны, и беречь их, как вечные символы, хранящие в себе его дары и силу. А сам навсегда ушел в море. И с тех пор никто его больше не видел.
Силевкс и Нириам простились с драконом, собрали чешуйки, как он велел. Их было семь, округлых чешуек. Все одинаковые, с внутренней стороны перламутровые, снаружи голубые, а в центре выпуклая белая восьмиконечная звезда. Они и сами-то не заметили, а между тем, дары морского дракона распределилась в них почти равномерно, и стали Силевкс и Нириам первыми Властителями этой страны, которую и назвали Страна морского берега.
Морфос закончил рассказ, голубка молчала некоторое время, а потом мечтательно проговорила:
- Наверное, дракон был очень красивый...
- Да, красивый.
- Интересно, а как его звали?
- Его звали Астерион, - задумчиво проговорил древнейший, - Звездный. Потому что чешуя у него была со звездочками.
- Астерион, как красиво... А у него была своя Птица Счастья?
- Ха-ха-ха... Не знаю милая, я с тех пор дракона больше не видел.
Морфос не солгал, просто не стал говорить Евтихии, но кое-что о морском драконе по имени Астерион ему было известно.
Голубка вздохнула и покачала головкой:
- Честно говоря, я боялась, что те пятеро злодеев могут причинить Силевксу и Нириам вред. Думала, они будут мстить...
- Ты верно подумала, девочка. Они и мстили, и старались причинить вред, и даже убить пытались. Но ты же знаешь, что символы власти - это еще и охранные артефакты. Никто не причинит вред тому, кто ими владеет.
- Ах, да! Я же... Боже мой... Так неужели это все это правда, эта древняя легенда?
Морфос шевельнул бровями:
- Подумай сама.
А ведь действительно. Она сама подарила Алексиору древний артефакт, символ власти, да и на гербе у них белая звезда на голубом поле...
- Значит, тот, у кого есть эти символы власти - царь?
- Нет, милая, тот, кто имеет в душе дары, переданные драконом первым царям, и кого символы власти принимают.
- А как узнать, кого принимают?
- О, чешуйка дракона станет частью того, кого принимает.
- Значит, Алексиор достоин?!
- Ха-ха-ха, о чем бы мы не говорили, всегда разговор переходит на твоего любимого?
Евтихия смутилась.
- Да, твой любимый достоин. Но его даров недостаточно, ему нужна жена, обладающая тем, чего ему самому не хватает. Такая как ты.
- Как я... Но я же... птица... - поникла голубка.
- Так ведь и он не царь, - хмыкнул древнейший дух земли и стал прощаться, - До завтра, милая.
- До завтра, - механически ответила Евтихия, слишком много она сегодня узнала, все это требовалось осмыслить.
Глава 38.
Оказывается, голубей в дивном беломраморном городе Версантиуме было ужасно много. Они всегда жили здесь, эти веселые бойкие птицы. Были неотъемлемой частью города, как голубые купола, как жасминовые сады, как белесые скалы вокруг гавани, как...
Были...
За один день по приказу государыни Онхельмы истребили почти всех голубей и во дворце, и в городе. Совсем немного тех, что еще оставались и нашли спасение в скалах, решили добить на следующий день, потому что уже стемнело и люди валились с ног от усталости.
Народ был поражен, однако народ безмолвствовал. Потому что царица делала это ради великой цели.
Жизнями птиц заплатить за здоровье государя.
Такой обычай, сказала царица, есть у нее на родине.
Все тушки голубей свозили на площадь перед дворцом, пред ясные очи государыни Онхельмы. А ночью заполыхали костры. Костры, на которых сожгли всех убитых птиц. Запах паленого мяса и перьев въедался всюду, не давая дышать, не давая забыться, не давая забыть.
Жертва.
Дым покрыл город, некоторым старожилам даже стало казаться, что от этого дыма беломраморные стены дворца почернели, и теперь уже никогда не будут такими как прежде, чистыми и белыми, как облака на фоне неба.
Не будет больше белого на голубом.
Безмолвствовал народ Версантиума. И затаился.
Испытывая суеверный ужас перед своей прекрасной золотоволосой и синеглазой юной царицей.
***
Видели все это и духи. Молча смотрел Сафор на то, как люди исполняют нелепую волю, продиктованную абсолютным злом.