Белое отребье

— Превосходно, — сказал он, с трудом проглотив склизкий кусок.

Джонатан провел с Кэнди ровно полчаса. Когда подошло время ехать на работу, он быстро сходил в туалет, чтобы не причинять ей неудобств. Клюнул ее в щеку и сунул в руки конверт с заработком. Он знал, что у нее есть дочь, о которой нужно заботиться, большое лицо девочки усмехалось из серебряной рамки, остальные фотографии в комнате были заключены в пластик. Мистер Джеффрис сделал вывод, что это была ее дочь. Сам он никогда не видел ребенка. Может быть, он ошибался. Но его это не волновало. Он знал, что у Кэнди не все в порядке с нервами и что она нуждается в доверии. Это она сказала ему, когда они сели пить чай. Джеффрис не хотел этого слышать. Это не то, о чем разговаривают обычные люди. Они говорят о футбольных матчах и своих лучших временах. Его ни на йоту не волновала Кэнди и ее проблемы. Сто пятьдесят фунтов — это, черт возьми, хорошие деньги. Но она была благодарной. Ждала его визитов. Джонатан знал, что она дрянь и не имеет принципов, но ему нужно было подтвердить этот факт. Он заплатил, чтобы сломить ее сопротивление. И все подтвердилось. Они были двумя взрослыми людьми, согласившимися вступить во взаимовыгодную сделку. Мистер Джеффрис улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Он чувствовал тепло внутри. Он помогал ей деньгами. Простой акт извинения он совершает с великодушием. Не желая, чтобы она думала, что этого умоляет его. Рука протянута — достоинство потеряно.

Джонатан Джеффрис шел по улице и чувствовал себя счастливым. Ступал как будто по воздуху. Компания хулиганов стояла у обшарпанного магазина и переговаривалась. Без сомнения, ничего хорошего они не замышляли, но такова была жизнь. Они даже не посмотрели в его сторону. Его роль в обществе была сконцентрирована в больнице. Он не был офицером полиции. Он был рад, что его машина припаркована вне поля их зрения. Дай им шанс, и они снимут колеса. Выбьют стекло и утащат стереосистему. Сигнализация сработает, а они убегут.

Он завел мотор и двинулся прочь от этого грязного маленького уголка мира, включил по радио дискуссию о самых крупных ошибках правосудия. Так называемых. Он не верил, что полиция сфабриковывала очевидные факты. Видимо, они обошли стороной некоторые процедуры, но это не было намеренным. Судья предложил независимое расследование. Конечно, много из так называемых судебных разбирательств с нарушениями были просто справедливостью, творимой другими средствами. Эти люди пришли из преступного прошлого. Блеяли о том, как в юном возрасте они попали в плохую компанию. Всем известно, что в чем-то они виновны, даже если это нельзя доказать. Правовая система создана для выгоды преступников. Суд присяжных сам по себе слабое звено. В очень маленьком числе случаев он мог признать, что были, возможно, допущены ошибки, но без злого умысла, и об этом факте стоит помнить.

В сфере своей деятельности он был и судьей, и судом присяжных, и эти стороны в его случае были далеки от взаимной конфронтации. Юридическая система базируется на твердых идеалах. Человек невинен, пока его вина не доказана. Легко сказать это преступнику, но служба правосудия вынуждена рассматривать мотивации, выбрасывать средства на долгие и дорогостоящие судебные разбирательства. Необходимое зло, конечно. Он определенно не был ни фашистом, ни коммунистом. Однако главная проблема в том, что присяжные выбираются беспорядочным образом из основной массы населения. Единственная благодать — это судья, опытный и нейтральный профессионал. Он способен вести присяжных в правильном направлении. И даже в таком случае судебная концепция была с изъяном. Определенные люди полагали, что в судебном разбирательстве следует урезать права присяжных, и, по его скромному мнению, это было чудесной идеей.

Дюжина сентиментальных хулиганов, служащих мессу на каждом решении суда, не ведала вопросами, относящимися к работе мистера Джеффриса. Ничего никогда не будет достигнуто. Он взвешивал очевидные факты и выносил решения под свою и только свою ответственность. Всякий раз он оставался непричастным и судил, соотносясь только с фактами. Не было никакого шанса ошибиться, и он не ошибался. Временами напряжение было невыносимым. Его приговоры должны были быть незапятнаны, иначе люди будут страдать.