Белое Перышко

Белое Пёрышко опустился прямо на ветку старой осины, около растрёпанного зимними бурями гнёздышка. Облетел его кругом, сел на ветку, наклонив головку, сосредоточенно осмотрел. Плохо. Ну, ремонт — не его дело. Строить гнездо будет подруга. Его дело — приносить и подавать ей веточки и стебельки моха. А пока можно, наконец, вздохнуть полной грудью и спеть ту песню, которая столько месяцев дремала в серебряном горлышке.

— Я говорил тебе, он обязательно прилетит. Возьми бинокль. Видишь? Два колечка и на хвосте белые пёрышки. Даже ловить, пугать не надо, всё понятно. Номер на колечке тоже знаем. Профессор Линдгрен написал дяде Пете.

Мальчики, затаив дыхание, передавали друг другу бинокль. Он! Он! Ну, разве не чудо!

— Дяде Пете скорее! По телефону! — заговорил наконец Арсик. — Нет, я сам поеду. С ним в интернат надо, за Гикуру и Мбого. Со мной их не пустят, скажут — маленький. Помнишь, мы им обещали, как Белое Пёрышко прилетит, — за ними приехать. Они ведь ещё не слышали, как он поёт!

Коля молча кивнул головой и улыбнулся. Ох уж этот Арсик! И как у него язык за словами успевает.

— Поезжай, — сказал он, когда Арсик совсем задохнулся от волнения и на минуту остановился. — Я дяде Пете по телефону скажу, что ты едешь. А сам тут караулить буду. У меня душа не терпит, всё бы смотрел. Из Африки! Ну, бегу к телефону, я быстро!

Мальчики убежали. Всё стихло.

— Фтю-фтю-фтю-ди-ди-ди… — Белое Пёрышко умолк и, склонив головку набок, точно прислушивался к звукам своей собственной песенки, которая, казалось, ещё звенела в весеннем воздухе.

— Ди-ди-ди… эй, нахал, тебя чего сюда занесло? — Песенка оборвалась скрипучим воинственным звуком. Белое Пёрышко пулей кинулся вслед удиравшему зяблику. — Это тебе не Африка, здесь моё гнездо.

Чужой зяблик не спорил, вид у Белого Пёрышка был уж очень воинственный. Кружась и сшибаясь в воздухе, птицы исчезли в глубине сада.

А это что? Высоко над верхушками деревьев с другой стороны сада появилась целая стайка зябликов. С тихим свистом и чириканьем они неслись дальше, дальше, видимо, очень торопились. И тут же им навстречу устремился Белое Пёрышко — победитель. Ну и драка теперь начнётся!

Драки не последовало. С нежным взволнованным чириканьем Белое Пёрышко взмыл вверх, навстречу стае и опустился на ветку около гнезда. Трепеща крыльями, поднял голову, надул горлышко, точно приготовился петь.

И вдруг навстречу этой ещё не спетой песне от стаи отделилась маленькая серая птичка и спустилась вниз, тоже на ветку, рядом. На её крылышках белых полосок не было. Белое Пёрышко весь распушился от волнения, вспорхнул и снова сел поближе. Нет, он не собирался драться, ведь это была она, подруга из далёкой Африки, и её звало и тянуло к тому же растрёпанному зимними бурями гнезду.

Они быстро договорились. Весело перекликаясь, поиграли в воздухе, закусили тем, что попалось на глаза, и опять вернулись к тому, что их так привлекало, — гнезду. Белое Пёрышко не принимал участия в осмотре, он порхал вокруг и то принимался за свою песенку, то обрывал её, не закончив.

— Сюда, сюда, Мбого! Вот на этой осине. Гикуру, возьми мой бинокль!

Между деревьями замелькали люди, взрослый и три мальчика. Шли осторожно, старались не шуметь.

Маленькая чёрная рука подняла бинокль к лицу.

— Вижу, — сказал мальчик, старательно выговаривая русские слова. — Очень вижу. Это наш, наш уайт Фивер, как это?

— Белое Пёрышко! — в восторге подхватил Арсик. — Мы его так ещё летом назвали за пёрышки на хвосте.

— Профессор Линдгрен тоже так называл там, в Кении, — сказал чёрный мальчик. — Надо очень скоро ему написать, он будет очень… как это?

— Очень рад, — подсказал высокий человек. — Ты, Гикуру, всё лучше говоришь по-русски.

— Я очень учусь, — серьёзно ответил мальчик, неохотно отдавая бинокль брату. Но ведь и Мбого не терпелось посмотреть на старого знакомого.

— Может быть, осенью он опять прилетит к вам в Кению и кто-нибудь поймает его! — воскликнул Арсик.

— Может быть, — ответил Гикуру. — Только профессор Линдгрен больше туда не поедет. Он очень старый и очень больной. А я и Мбого — мы поедем, когда будем много-много знать, как советские люди. Профессор Линдгрен так сказал, когда нас привезли в вашу страну. На каникулы мы к нему поедем, в Англию. Он так сказал.

— Тише, — перебил его Мбого. — Слушайте!

В эту минуту Белое Пёрышко принёс и вежливо подал подружке ещё одну веточку, а сам опустился около гнезда на ветку и, трепеща крылышками, надув горлышко, запел. Ради этого гнезда, ради будущих крошек-детей он перелетел море, леса, реки и речушки. И теперь, пока подруга вплетала в гнездо принесённую им веточку, он, сидя около неё, заливался своей лучшей песней, какой никто и никогда не слышал в Африке. Потому что это была песня о семье, о новой жизни, которая скоро проснётся в голубых чудо-яичках.

Мальчики слушали не шевелясь. И когда маленький певец вспорхнул и умчался за новой веточкой для гнезда, Гикуру провёл рукой по лицу и сказал тихо:

— Так будем петь мы в Африке, когда завоюем свободу.