…Попав в будущее, в год 2087-й, Валерка удивился размаху праздника. Даже неловко стало. Чего стоили одни громадные видеоплакаты! И лишь одно вызывало недоумение: на всех плакатах изобретатель Валерий Фролов был изображен молодым, почти мальчишкой, да к тому же — в форме пэтэушника. А ведь ему так хотелось посмотреть на себя — взрослого, солидного, уважаемого! Может быть, даже с бородой, седой, волнистой и окладистой, как у Леонардо да Винчи в школьном учебнике…
И вдруг Валерку осенило: нужно зайти в библиотеку! Там наверняка найдутся подшивки всех газет и журналов, а по ним легко можно будет проследить жизненный путь великого изобретателя, создателя машины времени и автора наверняка еще очень многих открытий!
И вот перед ним журнал столетней давности. Так, так… Ничего! Никакого упоминания о Валерке и его машине времени…
Пролистав от корки до корки целую гору журналов, Валерка сообразил, что проще просматривать перечень опубликованных материалов в каждом завершающем год номере. Дело пошло быстрее, но по-прежнему — ничего… Последние годы Валерка листал совсем хмурый, смутно подозревая неладное. И вдруг — есть! 2080-й год!
Снимок во весь разворот. Похоже, тот самый, что и на видеоплакатах. Юноша с удивленным взглядом чуть виноватых глаз наклонился вперед, к объективу. На заднем плане — речушка, примятая трава на берегу…
Этот номер со снимком и лежал сейчас на редакторском столе. Редактор знал, почему Валерка Фролов встретит первое упоминание о своем открытии и о себе только здесь. Первый закон хрононавтики, сформулированный уже после путешествия Валерия Фролова на сто лет вперед, гласил: путешествие в будущее возможно только в один конец. Путь назад хрононавту заказан. Если ты полетел в будущее, то обратно вернуться не сможешь… Ибо, вернувшись, ты уже не будешь собой. Физически хрононавт, побывавший в будущем, может переместиться назад, но при его возвращении произойдет хроноамнезия — путешественник совершенно забудет собственное прошлое… Может быть, природа устроила это затем, чтобы человек не встретил в прошлом самого себя? Нет, скорее всего, чтобы просто не узнал при встрече. Встретил на улице или в автобусе — и не узнал…
Редактор не пытался даже представить себе те чувства, которые испытает Валерий Фролов, осознав, что никогда — НИКОГДА! — не сможет вернуться назад, в свое время, никогда не увидит знакомых, родных, близких, никогда не встретится с Ниной… А если и вернется, а если и увидит, а если и встретит, то — не узнает, забудет, не обратит внимания!..
Так и сидел редактор журнала за своим рабочим столом, не решаясь взять в руки фломастер и поставить свою подпись в верхнем углу сверстанного номера, чтобы закрутилась, завертелась могущественная полиграфическая техника, чтобы через несколько минут свежий, пахнущий типографской краской оттиск вышел в свет, поступил к подписчикам, тяжелыми томами осел в библиотеках, в одной из которых семь лет спустя развернет его взволнованный Валерка и прочтет мелким шрифтом напечатанный на последней странице этот самый закон хрононавтики, навсегда отрезвший ему возвращение домой, к себе, к Нине…
И в это же время в одном из жилых уголков Солнечной Системы спокойно спит высокий мужчина — человек, который предпочел добровольную хроноамнезию и жизнь рядового репортера — прижизненной славе изобретателя, обреченного на тоску по родному времени, по любимым людям. Высокий стройный мужчина с характерным прищуром невеселых глаз, не помнящий своего прошлого, — бывший пэтэушник Валерка Фролов. Хрононавт, репортер, взявший интервью у самого себя…
Единственное, чего не смог заставить себя сделать Валерка Фролов, так это вернуться после беседы на берегу реки в то же будущее, в столетний юбилей своего изобретения. Но зато незнакомца с удочками Валерка запомнил очень хорошо и выбрал для себя его жизнь, его время, его такой характерный прищур все понимающих печальных глаз…
В это же самое время, только ровно сто лет назад, в маленькой комнатке на окраине города, на узкой кровати спит Нина. И снятся ей воздушные, почти невесомые, голубые, розовые, белые праздничные платья. А на столике, возле самой кровати, в высокой прозрачной вазе вечно пламенеют огненно-красные тюльпаны.
СУМАСШЕДШАЯ КНИГА
Сай выронил книгу из рук. Она неудачно перевернулась в воздухе и упала на пол переплетом вверх — прямо на раскрытые страницы. Сай расстроился — он не любил неаккуратного обращения с книгами. Теперь страницы наверняка помнутся и останется след — складка на бумаге.
Как только Саймон Бишоп дочитал книгу до этого места, ему вдруг послышался странный звук в саду за окном. Где-то у крыльца. Скрип не скрип, а так — шорох какой-то. Но даже и не сам звук насторожил Сая, а странное совпадение действительного шороха и скрипа, о котором он только что прочел.
Сай прислушался. В комнате стояла особенная, напряженная тишина. В саду тоже было тихо. Это настораживало еще больше.