Гэвин покачал головой, и мужчина ловко и быстро обыскал его.
– Отлично, – с удовлетворением произнес он. – Вы пойдете с нами, товарищ Райан. Сюда, прошу вас.
Вьетнамец, по-прежнему хранивший молчание, ногой сдвинул горшки с решетки очага и, опустившись на корточки, сунул руки в кучку остывших углей.
С изумлением, постепенно переходящим в недоверие, Гэвин следил за тем, как вьетнамец, с силой потянув, откинул маленький деревянный щит. Как только он спустил ноги в отверстие и исчез из виду, его спутник повернулся к Гэвину.
– Сюда, – повторил он, и Гэвину показалось, что в глазах вьетнамца мелькнул насмешливый огонек.
Колодец заканчивался туннелем, слишком низким, чтобы шагать по нему, но достаточно широким и просторным, чтобы пробираться ползком. Туннель не был прямым, он был прорыт зигзагами, и на каждом повороте в стене была устроена полость, в которой едва помещалось человеческое тело. Глаза Гэвина заливал пот, дышать было трудно. Он пытался понять, как вентилируется туннель и куда он ведет. Через тридцать пять-сорок ярдов их ждал еще один люк, за которым открывался второй колодец.
Спустившись в очередной туннель, Гэвин решил, что через пару ярдов подземный коридор упрется в укрытие. Ему и в голову не приходило, сколь длинным и разветвленным окажется подземелье. Здесь потолок туннеля был выложен бамбуковыми стволами, тут и там чернели отверстия проходов, ведущих в других направлениях.
Что-то мелькнуло у его лица, и Гэвин отмахнулся, едва совладав с обуявшим его ужасом. Что это было? Паук? Гэвин ненавидел их и знал, что в тропиках все пауки ядовиты. Он дрожал всем телом, стараясь не поддаваться панике. Ему уже стало казаться, что он не сможет двигаться дальше, когда в темноте забрезжил слабый огонек и ползший впереди вьетнамец поднялся с живота на ноги и выпрямился во весь рост.
Две секунды спустя Гэвин с облегчением последовал его примеру и осмотрелся вокруг. Свет давала самодельная масляная лампа, изготовленная из старой бутылки, наполненной жиром. Вопреки надеждам Гэвина это был не колодец, ведущий кверху, а пещера, достаточно просторная, чтобы вместить десять – двенадцать человек. За импровизированным столом сидел человек в зеленой форме северовьетнамской армии и что-то писал. Двое вьетнамцев в черной одежде с почтением дожидались, когда он оторвется от работы. Подняв наконец глаза, он сказал лишь:
– Полковник Дуонг ждет вас, товарищи.
Чувствуя, как каждый его мускул ноет после долгого пути ползком, а кожа взмокла от испарины, Гэвин вслед за провожатыми пересек пещеру и углубился в другой туннель, достаточно высокий, чтобы передвигаться шагом. Послышался глухой рокот, земля дрогнула под ногами, и комья посыпались им на головы.
– Большие обезьяны, – сообщил Гэвину вьетнамец, проверявший у него документы. – Бомбят джунгли Боилои.
Гэвин решил, что большими обезьянами вьетнамец именует американцев. Ему захотелось узнать, удостоились ли австралийцы подобного унизительного прозвища.
Пещера, в которую они вошли, оказалась такой же просторной, как и предыдущая, но была обставлена намного комфортабельнее. Вокруг огромного стола из упаковочных ящиков и деревянных планок стояли трое мужчин в форме армии Северного Вьетнама, рассматривая крупномасштабную карту. Вдоль стен штабелями громоздились ящики, которые, вероятно, служили картотекой. В углу висел гамак, рядом располагался еще один стол, меньшего размера. На нем стоял светильник, сделанный из старого флакончика от ментоловых пастилок, лежали нож, автомат и мешок с рисом.
Мужчины подняли глаза, и самый низкорослый из них, стоявший в центре лицом к Гэвину, сказал:
– Я – полковник Дуонг Квинь Динь. Добро пожаловать в подземелья Кутчи, товарищ Райан.
– Я очень рад, что оказался здесь, – ответил Гэвин, борясь с ощущением, что его заживо похоронили, и пытаясь придать голосу оттенок искренности.
Дядя Габриэль выглядел много старше своих сорока двух лет – стройный жилистый мужчина, на костях которого не было ни грамма лишнего жира, с морщинистым лицом, которое скорее подходило пятидесятидвухлетнему человеку.
Он вышел из-за стола, приблизился к Гэвину и остановился напротив, устремив взгляд в пространство.
– Мне сказали, что вы журналист и что вы сочувствуете Северу, – произнес он наконец.
Гэвин кивнул. Если у Диня создалось впечатление, будто он разделяет коммунистические взгляды, сейчас не время и не место разубеждать его в этом.
– Стало быть, вы муж моей племянницы?
Гэвин почувствовал прилив облегчения. Признавая во всеуслышание свое родство с ним, Динь повышал его авторитет в глазах других северовьетнамцев.
– Да. – Он расстегнул карман рубашки. – Я привез вам две фотографии, полковник. На одной из них мы с Габриэль в день свадьбы, другая – снимок вашей сестры Вань.
Динь взял карточки и долго их рассматривал. Гэвин знал, что он уже несколько лет не встречался с сестрой, а с Габриэль и вовсе не знаком.