Белое Рождество. Книга 2

На короткую долю секунды Кайла охватило искушение избежать того, что ожидало его в дальнейшем, и назвать номер своей эскадрильи. Ведь он не кончал Вест-Пойнт с его кодексом верности и чести, а решение стать пилотом было продиктовано отнюдь не патриотизмом. Он овладел этой профессией, чтобы наслаждаться острыми ощущениями, и какая разница, если сидящий перед ним узкоглазый ублюдок узнает, в каком подразделении он служил? Вряд ли эти сведения помогут Ханою изменить ход войны. Окажись Кайл пилотом штурмовой машины, располагай он сведениями о том, какие цели ему предстоит поразить в будущем, он бы понимал, сколь важно сохранить в тайне все, что ему известно. Но он был не бойцом, а извозчиком, и знания, которыми он располагал, ничем не могли помочь Ханою. Искушение появилось и исчезло. Помимо всего прочего, он американец, и до сих пор никому и ничему не удавалось его запугать.

– В каком подразделении вы служили? – повторил офицер.

– Я не обязан отвечать на этот вопрос, – сказал Кайл.

– Вы будете отвечать на мои вопросы. Вы будете отвечать на все вопросы, – заявил офицер, поднимаясь из-за стола. На мгновение Кайл подумал, что допрос подошел к концу, но офицер продолжил: – Очень многие американцы стояли на том месте, где сейчас стоите вы. Все они тоже говорили, что не будут отвечать на мои вопросы. – Он умолк, и на его губах промелькнул призрак улыбки. – И они отвечали. Хотя и не сразу. – Он двинулся к двери. – Я дам вам возможность подумать над тем, что сейчас сказал. Вернувшись, я опять задам тот же вопрос. Ответить на него – в ваших же интересах.

Дверь за ним закрылась, но конвоиры остались в комнате. Несмотря на сырость и холод, по шее Кайла скользнула капля пота. Он никогда не был трусом, но ему вовсе не хотелось сидеть в забрызганном кровью помещении, дожидаясь мгновения, когда, по всей вероятности, к пятнам на полу и стенах добавится его собственная кровь.

На взгляд Кайла, офицер отсутствовал от тридцати до тридцати пяти минут. Вернувшись, он вновь занял место за столом и положил перед собой сцепленные руки.

– У вас было время подумать, – произнес он голосом, лишенным каких-либо эмоций. – Я повторю вопрос. В каком подразделении вы служили?

Кайл понимал, что, если ответит, этим дело не закончится. Ему будут задавать другие вопросы, сотни вопросов.

– Я не обязан отвечать, – сказал он, всем своим видом выражая презрение.

Офицер улыбнулся.

– Очень глупо, – сказал он и кивнул конвоиру, стоявшему у дверей.

Кайл услышал звук распахнувшейся за его спиной двери и приближающийся топот двух пар ног. Он стиснул кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Пусть ублюдки делают что угодно, но он не доставит им радости видеть, как он сломается. Он скорее умрет, чем позволит им торжествовать.

Вьетнамцы скрутили ему руки за спиной и завязали рот. За время похода на Север сломанная рука Кайла зажила, но он еще продолжал беречь ее. Сначала ему связали локти, потом запястья. Его грудь выгнулась вперед, и Кайл стиснул зубы от боли. Он ожидал иного. Он думал, мучители решат позабавиться с обожженной кожей на спине и голове. Его лодыжки заковали в кандалы, раздвинули ему ноги и вставили между кандалами брус, чтобы удерживать ноги в этом положении.

«Чинь, – думал он. – Я должен вспоминать о Чннь».

Спустив с потолка цепь, вьетнамцы пропустили ее под брусом и потянули кверху, превращая тело Кайла в страшное подобие шара. Он закрыл глаза, сдерживая рвущийся из горла крик. Он представлял Чинь, ее мягкий взгляд, озорное лукавство и обманчивую наивность.

Его кости выворачивались из суставов, лопались нервы и сухожилия. Он больше не мог думать о Чинь. Все его существо заполнило одно желание – чтобы эта ужасная пытка побыстрее завершилась.

Напрасные надежды. Мучения становились все тяжелее. Время словно остановило свой ход. Порой вьетнамцы развязывали путы, чтобы восстановить кровообращение, и каждый раз Кайла пронизывала почти столь же сильная боль, как во время пытки. Его спрашивали, не желает ли он ответить на поставленные вопросы. Каждый раз он отказывался, офицер доставал из лежавшей на столе пачки очередную сигарету, кивком приказывал подручным связать и заковать Кайла, и мучения продолжались.

В какой-то момент Кайлу показалось, что в помещении стало темнее, как будто приближался вечер. Может, так и было. Возможно, его пытали целый день. А может, темнота лишь почудилась ему из-за того, что глаза налились кровью.