Белое солнце Агартхи

Внутреннее убранство этой пещеры нас, если и не шокировало, то уж точно заворожило. Поскольку вся она была искусно украшена неимоверным количеством человеческих костей. По обе стороны от входа тянулись ввысь и исчезали в кромешной темноте две монументальных колоннады в пару-тройку обхватов, сложенные сплошь из пустоглазых оскаленных черепушек. Пройдя под искусной «невесомой аркой», которую неведомые художники так же умудрились собрать из бренных человеческих останков, мы застыли в немом изумлении, пораженные открывшейся перспективой.

Нечто подобное мне довелось лицезреть в древнем готическом соборе в Чехии, прозванном Костницей[13].

Признаюсь, я и не думал, что можно сотворить из человеческих костей что-то более поразительное, но местные неведомы мастера явно переплюнули искусного резчика, нанятого владельцами костела для создания такого «поразительного» интерьера.

Помимо прочих костяных «произведений искусства» в дальнем от нас конце пещеры виднелось какое-то «монументальное строение» внушительных размеров, типа памятника или барельефа, теряющееся впотьмах. Мы направились к нему, чтобы получше рассмотреть творение скульптора, неизвестного широкой публике.

— Хоттабыч, — толкнул меня плечом командир, — ты на всякий случай держи наготове Огненный Кулак. Мало ли… — Подействовало на командира это замогильное костяное убранство.

— Уже. — Кивнул я, поскольку подумал об этом несколько раньше. Мне абсолютно не хотелось, чтобы и наши косточки стали частью убранства этого ошеломительного интерьера.

По мере приближения, из темноты начали выступать потрясающие подробности: на высоком каменном пьедестале, вырубленном из той же породы, что и стены пещеры, стоял массивный костяной трон с изумительной по красоте филигранной резьбой. Однако, кости, что пошли на его изготовление, были явно не человеческие. Я не знаю, у каких-таких мифических тварей брали материал для изготовления подобного седалища, но даже скелет динозавра, хранящийся в палеонтологическом музее, не имеет костей близкого размера. Возможно, что обладателем этого великанского «супового набора», был как раз тот самый сказочный Индрик-зверь[14], поскольку ничего другого мне в голову и не приходило.

Но, ни чудный материал трона, ни его красота и уникальность, не шли ни в какое сравнение с тем, что на нем восседало! И самое удивительное, что это Создание, по всей видимости, было некогда живым и полным сил. Сейчас этот, слегка подвяленный монстр, спал с лица, превратившись в подобие египетской мумии. Но даже в таком состоянии усохший хозяин подземелья своими размерами, наверное, не уступал самому легендарному Святогору, с которым мне довелось повстречаться. Пусть, и в каком-то ином, «посмертном» мире, но общее представление о прижизненных габаритах древнего великана, я, все же, имел.

— Зацените размерчик, робятки! — Воскликнул я, остановившись у самых ступней великана, покоившихся на пьедестале, словно две гигантские ванны. — Хрен, в каком обувном разживешься подобными сапожками! — Продолжал я хохмить, стараясь разрядить гнетущее молчание спутников.

Кожаные сапоги великана, с загнутыми кверху носами, действительно будоражили воображение, если не обращать внимания на все остальное. Где он только такую шкуру для их пошива раздобыл? По всей видимости, из того же источника, как и гигантские кости, что пошли на изготовление трона.

— Donnerwetter! — свистящим шепотом выругался Хартман, попятившись от трона на несколько шагов. — Heilige Jungfrau Maria[15]! — Добавил он через мгновение, истово перекрестившись. — Еще один Асур!

— Еще один? — После этих слов я тут же сделал «стойку». — Где ты такого уже видел, Робка? — поинтересовался я, как бы между прочим.

— Самого не видел… — покачал головой оберштурмбанфюрер, не отводя глаз от великана. — Только гигантский гроб… В подземных пещерах Рип…

Щелк! — И все в моей голове встало на свои места. Я вспомнил! Вспомнил первые мгновения моего появления в этом мире! Всё, до мельчайших подробностей: и соляную пещеру; и «посмертное дыхание» Святогора, наполнившее смрадом могилы мои легкие; и испуганно-удивленные лица фрицев, когда мое, распластанное острым ножом тело, вдруг начало стремительно регенерировать; и обуявший их ужас, когда я принялся их методически давить, как испуганных тараканов на кухне… А этот, — я вновь взглянул на Хартмана, — каким-то чудом уцелел и выжил. Не иначе, везучий, сука, жучара!

— Я тебя вспомнил, Робка… — Я усмехнулся, и от моей кривой улыбки, искаженной светом мерцающего факела, Хартман слегка сбледнул. Похоже, моя «показательная порка» эсэсовской мрази ему надолго запомнились. Хорошо бы — на всю оставшуюся жизнь! Чтобы и детям, и внукам рассказал, что случается со всяким напыщенным нацистским говном, с огромным самомнением, если оно пытается указывать русским, как им жить, а еще пуще того — как им умереть. Пупки развяжутся у таких деятелей. — Не ссы, горная пяхота! — Покровительственно хлопну я Хартмана по плечу. — Мы сейчас с тобой в одной лодке, пацан…