Белое солнце пустыни

Кстати, о боях. Во время дагестанской экспедиции Мотыль отснял два крупных боя - на море и на баркасе, но не снял ни одного конного трюка, несмотря на то, что группа каскадеров-конников во главе с Павлом Тимофеевым находилась, что называется, под рукой и была готова приступить к работе по первому же сигналу. Впоследствии это обстоятельство недоброжелатели режиссера используют в своих нападках против него: дескать, был три месяца в экспедиции, но необходимого материала так и не отснял. Но вернемся в ноябрь 68-го.

На следующий день после заседания худсовета сам художественный руководитель ЭТО Григорий Чухрай пишет на имя Мотыля письмо, в котором выражает свое крайнее беспокойство в связи с ситуацией, которая складывается вокруг картины. Цитирую:

"Очень огорчает то, что в материале, который мы просмотрели, Сухов абсолютно бесхарактерен. В нем отсутствуют качества, которые могли бы сделать Вашу картину оригинальной, отличной от известных западных образцов, чувство мужицкого юмора, мужицкая смекалка, простота и полное отсутствие позы, а главное, действенность, человечность, красота и другие качества, присущие данному герою.

Зритель в первую очередь должен любить Сухова. А за что его любить? В Вашем материале, к сожалению, нет даже намека на это. И это вызывает у меня самое большое опасение. Тем более и в других героях очень мало необходимой в данном жанре характерности".

О своих переживаниях той поры рассказывает сам режиссер-постановщик фильма В. Мотыль:

"Начальником главной сценарной коллегии "Мосфильма" была Марианна Качалова. Среди других членов коллегии она пользовалась особым покровительством тогдашнего генерального директора и давно привыкла к императивной тональности. Не церемонилась ни с маститыми драматургами, ни со штатными режиссерами. Именно ее и наделил "Мосфильм" чрезвычайными полномочиями, назначив главным редактором нового экспериментального объединения (взамен бывшего ЭТК). Она-то и взялась наводить порядок...

Более всего в моем материале ее возмутила сцена, где жены Абдуллы выбираются из бака. Сухов ожидает увидеть на их лицах радость спасения, но они пробегают мимо него, падают на колени и рыдают над мертвым мужем - рвут волосы, причитают, как положено по восточному обычаю. Что ж получилось? Сухов, сам того не ведая, благими намерениями выстелил дорогу в ад?

Помимо гибели Верещагина и Петрухи, в материале еще была сцена сумасшествия Настасьи, жены Верещагина. От сцены в фильме остался лишь маленький кусочек: она идет мимо лошадей. Дальнейшее было убрано: Настасья приближалась к станции, тупику. Рельсы занесены песками - поезда сюда давно не прибывают. Настасья, бормоча бессвязные слова о Паше, о родной Астрахани, о погибшем сыночке, ползет по рельсам, разгребая песок. Ей кажется, что если разгрести, то придет поезд, увезет ее. Такие вот трагические ноты в финале.

Эк, занесло режиссера! Ведь главный постулат интернационализма - это право с оружием вмешиваться в дела любой страны, где живут не так, как хочется коммунистам, с их представлениями, как осчастливить народ..."

Решением высокого руководства упомянутые сцены из фильма были изъяты. Кроме этого, сократили драку Верещагина на баркасе и две "обнаженки": с Катериной Матвеевной, переходящей с задранной юбкой через ручей, и женами Абдуллы, которые разделись во время своего заточения в баке.

А работа над фильмом тем временем продолжалась. 14 ноября в тонстудии "Ленфильма" Павел Луспекаев записал песню Верещагина "Ваше благородие..." Запись длилась с 16 до 20 часов.

"БЕЛОЕ СОЛНЦЕ..." В ПАВИЛЬОНЕ

15 ноября начались павильонные съемки. В тот день в 6-м павильоне филиала "Ленфильма" Сосновая поляна снимались следующие эпизоды в декорации "Дом Верещагина": первая встреча Верещагина и Петрухи ("Ты в чей дом забрался? Отвечай!" - "Не знаю". "Ты что, не слыхал про Верещагина? Дожил! Было время в этих краях каждая собака меня знала. Вот так держал! А сейчас забыли..."); Верещагин и Петруха выпивают, Верещагин поет песню; Петруха представляет своего командира: "Это же товарищ Сухов!"

16 ноября - в пиалу Верещагина попадает камешек, брошенный с улицы Суховым; Верещагин берет динамитную шашку и поджигает от лампадки фитиль, чтобы бросить ее Сухову.

Вспоминает Н. Годовиков: "В пиалах у нас была газировка. Еще Станиславский говорил: никогда нетрезвый актер не сыграет лучше, чем трезвый. На съемках мы были трезвые, а после съемок, конечно, позволяли себе. Мы снимали тогда в Сосновой поляне, и там был магазинчик - небольшой, деревянный, как сейчас помню. Мы часто к нему ездили на "козлике" втроем я, Пал Борисыч и Кузнецов. Подъезжали, и меня, как самого молодого, посылали: "Ну, вперед!" Почему-то всегда покупали девять маленьких почему, не знаю. Помню, Мотыль все время к нам напрашивался, а Пал Борисыч Луспекаев ему говорил: "Владимир Яковлевич, у вас есть своя "Волга" - вот и катайтесь на ней".