Белое солнце пустыни

Гюльчатай помогала матери взбивать шерсть во дворе, когда, толкнув ворота, во двор вошел высокий красивый старик в богатых белых одеждах, в чалме. Это был сам «верховный смотритель» гарема Алимхана. Он подошел к женщинам, которые сидели на корточках и махали прутьями, чтобы шерсть была пышнее, и поинтересовался, дома ли хозяин.

Женщины, стыдливо прикрыв нижнюю часть лица чадрой, ответили утвердительно. А взбиваемая ими шерсть вдруг подхватилась смерчиком-вьюном и побежала по двору, взвиваясь. Мать Гюльчатай, Фатима, ударила по вьюну пачкой — тот распался.

Старик, мельком глянув в нежно-серые глаза Гюльчатай, следящие за ним из-под закрывающей лицо чадры, прошел в дом.

— Кто это? — спросила у матери Гюльчатай.

Мать промолчала, вся напрягшись и обратившись в слух — но из дома ничего слышно не было.

Через некоторое время старик в сопровождении отца Гюльчатай вышел на крыльцо, попрощался и, прежде чем уйти, вновь внимательно взглянул на девушку, взбивающую шерсть.

Отец с матерью о чем-то переговорили, и Фатима запричитала, заохала, хлопая себя ладонями по груди.

…Вскоре нукер пригнал десяток баранов в их двор.

Все поняв, Гюльчатай убежала подальше от дома и много часов просидела на бережку арыка — страх сковал ее гибкое, как лозинка, тело.

Сухов, женщины, Петруха и Саид подошли к Педженту на третьи сутки в разгар солнечного дня. Пахло камнем и навозом.

Пыльный каменный одноэтажный городишко, отделенный от пустыни полуразрушенной стеной, был заметен издали из-за дворцовой постройки с куполами и минаретами, возвышающимися над барханами пустыни.

Сухов внимательно поглядел на зубчатую стену Педжента: не притаился ли кто там?

Миновав несколько кривых улочек города, все подошли к дворцу.

Щедро украшенное резьбой по камню и изразцовым орнаментом главное здание дворца было окружено высокой стеной. Дверь, ведущая на внутренний двор, была заперта; над ней была вывеска «Музей Красного Востока».

На песке у входа виднелись следы подков, но Сухов не придал этому значения, полагая, что это следы лошадей местных жителей. Здесь он допустил промашку, видимо, из-за того, что очень торопился скорей покинуть этот ненужный ему Педжент. Он постучался в окованную железом дверь.

— Умоляю, только не в музей! — раздался из-за двери тревожный голос. — Здесь величайшие ценности!

— Погоди, отвори дверь, — сказал Сухов, отметив чисто русское произношение говорящего.

Лязгнул засов, раздался звук поворачиваемого в гнезде ключа.

Саид, тронув коня, на всякий случай свернул за стену дворца, схоронившись там.

Дверь отворилась, и на пороге возник пожилой русский человек с бородкой клинышком и тюбетейкой на голове.

— Ты откуда взялся? — удивился Сухов соотечественнику:

— Я хранитель музея. Моя фамилия Лебедев, — ответил русский.

— Понятно. А я Сухов… Куда делось население? — Сухов повел головой назад, в сторону домишек.

— Спряталось… — Лебедев боязливо покосился вбок, но Сухов и этому тоже не придал значения. Хранитель окинул взглядом женщин в чадрах и еще больше забеспокоился. — Прошу вас, уведите гарем… Здесь величайшие ценности… Понимаете?!

— Вот что, хранитель музея, — сказал Федор строго, — эти девять освобожденных женщин Востока тоже величайшая ценность…

Лебедев хотел было вставить слово, но Сухов прервал его:

— И давайте не спорить… Вопросы есть? Вопросов нет и быть не может. За мной! — скомандовал он, мягко отодвинул хранителя и шагнул во двор. За ним последовали женщины и Петруха.

Лебедев остался у двери, он искоса посмотрел на присланного Абдуллой нукера, который притаился за колонной, угрожающе выставив револьвер и приставив палец к губам…

Сухов вытащил из кармана гимнастерки список.

— Джамиля… Зарина… Гюзель…

Все женщины оказались на месте, кроме Гюльчатай, которая разглядывала вывеску музея, пытаясь прочесть непонятные для нее слова.

— Гюльчатай! — повторил Сухов сердито.

Торопливо перебежав двор, та заняла свое место в шеренге женщин. Сухов оглядел выстроившийся гарем.

…Нукер Абдуллы с чалмой на голове выглянул с галереи верхнего этажа; в правой руке у него был револьвер, а в левой — ломоть дыни, напоминающий полумесяц.

— До свидания, барышни, — сказал Сухов и передал список Петрухе. — Давай, действуй. Тут, вроде, все спокойно.

— Может, еще денек побудете, товарищ Сухов? — попросил Петруха, отрывая взгляд от Гюльчатай.

— Не робей, Петруха. Завтра придет Рахимов, заберет вас отсюда.

Нукер в чалме с удовольствием ел дыню, наблюдая за происходящим. Он широко осклабился при последних словах Сухова.

Саид, спешившись, сидел у стены, поджав под себя ноги, тихо напевал что-то тягучее себе под нос. Сухов вышел из дверей музея и увидел Саида, сидящего в позе всегда готового к броску воина.

— Ты что это мурлычешь? — поинтересовался он.

— Сестра любила эту песенку, — сказал Саид.

— Счастливо оставаться… — улыбнулся Сухов — А я только в море ополоснусь — и в дорогу. Смотри, больше не закапывайся.

Саид, продолжая напевать свою песенку, смотрел вслед Сухову, спускающемуся к берегу моря, которое виднелось отсюда ярко-синим лоскутом меж глинобитными домами.