Белое золото, черная смерть

— Черная овца! — неосторожно брякнул Андерсон.

— Это точно, — сухо отозвался Могильщик, вперив взор в Андерсона, от чего тот покраснел и промямлил:

— Я не в том смысле.

— Я понимаю, что вы не в том смысле, но вы не понимаете, в каком я смысле.

— Ну так что вы думаете?

— Я думаю — зачем он это сделал?

— За вознаграждение, — сказал Андерсон.

— Точно. В мире полно людей, готовых на все ради денег. Он решил, что ухватит полмиллиона — десять процентов от общей суммы, скрытой от налогов. Он рассказал, как они скрыли от правительства пять миллионов долларов. Семеро из тринадцати отправились за решетку, в их числе и сам стукач. Он так распелся, что рассказал и про себя: оказалось, он тоже не платил налогов. Поэтому и его посадили. Он отсидел тридцать один месяц, а теперь вот вышел. Уж не знаю, сколько сребреников ему отвалили.

— Около пятидесяти тысяч, — сказал Андерсон. — Причем он все их вложил в свое дело.

— Мы с Могильщиком неплохо распорядились бы пятьюдесятью тысячами, — подал голос Гробовщик из темноты. — Но мы служим в полиции, и нам эти проценты не светят — все отберут в какой-нибудь фонд.

— Об этом после, — сказал Андерсон. — Главное — не дать им его укокошить.

— Значит, синдикат решил разделаться с этим крысенком, — сказал Могильщик. — Они сказали: «О'Мэлли может сбежать, но спрятаться не сумеет». Но О'Мэлли не побежал, а если и спрятался, то за Библией. И он жив-здоров. Вот я и хотел бы знать, почему это он сделался такой важной птицей, что его должна защищать полиция, почему синдикат за десять месяцев так и не разобрался с ним.

— Ну, во-первых, многие в Гарлеме, причем люди уважаемые, серьезные — священники, политики, лидеры различных негритянских организаций, — полагают, что Дик делает много хорошего. Он выкупил закладную на старую церковь, он стал инициатором движения «Назад в Африку».

— Настоящее движение «Назад в Африку» не желает иметь с ним ничего общего, — перебил лейтенанта Гробовщик.

— И эти люди осаждали комиссара с просьбой приставить к нему охрану из полиции. Они убедили комиссара, что, если сюда пожалуют белые убийцы и застрелят его, поднимется черный бунт.

— И вы во все это верите? Вы всерьез думаете, что они убедили комиссара в этой чуши? В том, что синдикат целых десять месяцев никак не может его убить?

— Может, этим людям понадобилось так много времени, чтобы убедиться в его пользе для Гарлема.

— Это другое дело, — согласился Могильщик. — Это одна причина. Но как насчет других?

— Комиссар умолчал о них. Он далеко не всегда раскрывает душу мне и капитану, — ответил лейтенант с легким сарказмом.

— Ну да. Лишь когда ему мерещатся кошмары насчет того, как мы с Могильщиком убивали этих невинных бедняг, — сказал Гробовщик.

— «Наш долг — отнюдь не вопрошать, но делать — или умирать», — процитировал Андерсон.

— Все это было, да сплыло, — отозвался Могильщик. — Вот начнется новая война, тогда и скажете это.

— Ладно, давайте к делу, — сказал лейтенант. — О'Мэлли готов с нами сотрудничать.

— Почему бы и нет?! Ему это не стоит ни гроша, а может спасти жизнь. О'Мэлли — подонок, но не дурак.

— Мне будет совестно нянчиться с этим уголовником, — сказал Гробовщик.

— Приказ есть приказ, — сказал Андерсон. — Может, все и не так, как вы думаете.

— Мне неохота слушать от таких, как он, проповеди, что преступление не окупается, — сказал Гробовщик, вставая.

— Вы знаете историю о блудном сыне? — спросил Андерсон.

— А как же?! А вы знаете историю об упитанном тельце? — в свою очередь, спросил Гробовщик.

— То есть?

— Когда вернулся блудный сын, они стали искать упитанного тельца. Обыскали все, но без толку. Они пошли к блудному сыну извиниться, но когда увидели, какой он упитанный, то зарезали его и съели вместо тельца.

— Отлично, только это как раз не должно случиться с нашим блудным сыном, — без тени улыбки сказал Андерсон.

Зазвонил телефон. Андерсон снял трубку.

— Капитан? — услышал он громкий веселый голос.

— Лейтенант.

— Не важно. Я только хочу вам передать, что земля разверзлась и мы увидели ад, — сказал голос и сообщил адрес места, где проходило собрание участников движения «Назад в Африку».

Глаза 3

— И тогда Иисус сказал: «Джон, если есть что-то хуже неверной женщины, это неверный мужчина».

— Неужели он сказал такое?

Они стояли перед кирпичным фасадом большой Абиссинской баптистской церкви. Мужчина рассказывал женщине сон, что видел накануне. Во сне он вел долгий разговор с Иисусом Христом.

Это был невзрачного вида человек в синей спортивной рубашке, поверх которой были черно-белые полосатые подтяжки, прикрепленные к старомодным широким коричневым брюкам. У него была внешность вечно обманутого мужа.

Она же была ревностной прихожанкой — судя по тому, как поджимала губы. Взглянув на нее, можно было с уверенностью сказать: душа ее уже спасена. На ней была широкая черная юбка и розовая блузка. Лицо ее осветилось праведным негодованием, когда ее собеседник сказал: