Белоэмигранты на военной службе в Китае

10 октября, станция Эхо. Конец охоте. Думаю на днях ехать в Харбин и там записаться у Шильникова в армию Чжан Цзучана.

Большевики 3 октября заняли дорогу. Остроумова, Гондатти и Михайлова арестовали и посадили в тюрьму. Остальных пока не трогают, но нечего этого дожидаться.

12 октября. Расстался с Эхо. Здорово выпили на прощание. Сегодня был у генерала Шильникова и получил от него удостоверение и рубль суточных на проезд до Мукдена. Завтра мы отправляемся целой группой. Там нас должен встретить «комендант» – какой-то китайский офицер из армии Чжан Цзучана и отправить дальше.

13–15 октября, Мукден. Я оказался за старшего. Поэтому Шильников дал мне деньги на билеты и суточные деньги. В 11 вечера мы тронулись дальше на поезде. Кроме меня, в нашей группе есть один офицер, бывший летчик-наблюдатель в чине поручика. Все остальные – больше безработные, но народ, кажется, ничего.

Вчера доехали до столицы Чжан Цзолина. По КВЖД ехали в вагоне четвертого класса с группой из восьми человек. В Мукдене на вокзале нас встретил какой-то «ходька», который и оказался комендантом. Он, задрав свой халат, тронулся со всеми нами в китайский город, где устроил в местной гостинице на канах. Грязь там была такая, что просто невозможно описать. Мы с летчиком пошли в город на японскую концессию и там в русском кабаке хорошенько закусили, выпили графин водки и поехали на рикшах делать осмотр города и попали в корейский публичный дом. Этих заведений тут полно. Тянутся целые кварталы японских и корейских публичных домов. На последних имеются вывески с русскими надписями. Вероятно, это сохранилось с японской войны или когда мы тут были хозяевами. Тоже свидетельство силы нашей культуры. Надписи гласят: «Корейский публичный дом». Некоторые еще более откровенные, и слова публичный дом заменены просто одним…! Когда едешь по улочке с этими заведениями, все кореянки стоят на пороге своего жилища и заманивают путников. В общем, время провели здорово и только под утро явились в свою гостиницу. Выезжаем сегодня с дневным поездом по Пекинско-Тянцзинской железной дороге.

15–16 октября по дороге в Тянцзин. В 2 часа 30 минут все тот же «комендант» погрузил нас в поезд. Я, как старший группы, с летчиком Я-иным сел в первый класс, а наша кобылка – в третий. Все битком забито китайцами. Каким образом им удалось залезть в третий класс – не пойму. Второй тоже полон народу. Больше всего причиняет беспокойство китайская солдатчина: все серые, лезут всюду и никакого им препятствия! Нигде они его не встречают. Только в первом классе всего двое или трое китайских офицеров. И это благодаря тому, что здесь едут иностранцы.

Местность, по которой мы едем, густо заселена. Поля – тщательно обработанные. Гаолян, чумиза и кукуруза уже собраны. На остановках китайские крестьяне разносят яйца и какие-то плетеные корзиночки, запечатанные проклеенной бумагой или чем-то вроде того. В них – какие-то невероятно острые, особенно замаринованные корешки. Китайцы эту штуку поедают с наслаждением. Мы с Я. тоже купили, но есть не смогли, даже в виде закуски к водке.

17 октября, Тянцзин. Большой город. У вокзала живет комендант, русский офицер, майор китайской службы. Он ведает отправкой пополнения в штаб группы. Мы с Я. оставили наших спутников в распоряжении коменданта, а сами поехали на рикшах по иностранным концессиям. Бесконечный китайский город. Конечно, все торгуют и на каждом шагу – харчевни. На французской, английской и итальянской концессиях – чисто, прохладно, тихо. Стоят, вытянувшись по струнке, вымуштрованные иностранцами китайские полицейские. Большие магазины, банки, кафе и рестораны. Говорят, что самая большая концессия в городе была русская. Ее отхватил после усмирения Боксерского восстания сам генерал Линевич.

Завтракали в кафе Рислинга. Там все на иностранный лад, хотя русская водка процветает. За отдельными столиками сидят какие-то иностранцы, больше похожие на бердичевских граждан, чем на великолепных дельцов, каких они хотят из себя изобразить.