Белоэмигранты на военной службе в Китае

Особым объектом внимания японских спецслужб были советские учреждения, главным образом консульство в Харбине. По данным эмигранта Ильина, «около консульства, наискосок через улицу на углу стоит деревянная будка с тремя окнами. Окна заклеены грязной газетной бумагой. В бумаге – посередине дырка. В этой будке сидят «стукачи», русские парни, служащие японского жандармского управления, которые высматривают, кто ходит в советское консульство. Советский консул приказал забить решетку ограждения здания фанерой, чтобы «стукачи» не видели, что делается во дворе и у подъезда. На это японцы тоже приняли меры: рядом с этой будкой строится целый фаршированный домик с высокими окнами – «стукачи» будут оттуда глядеть поверх забора!»[1341]

Японцы перестраховывались при работе даже с самыми проверенными агентами. С 1918 г. они держали под постоянным контролем атамана Семенова. За ним «наблюдал» известный сотрудник японской военной миссии в Дайрене Павел Нива[1342].

Японцы не гнушались использовать для своей работы в разведке даже проституток. По свидетельству китайских источников, они вербовали девушек легкого поведения, которые занимались своим промыслом в лагерях строителей Транссиба и на амурских пристанях[1343].

Эмигрантам приходилось идти на японскую службу не отказываясь, потому что в случае отказа их могли обвинить в том, что они работают на СССР. Многих из таких отказников отправляли в страшный лагерь Пинфань. Там проводились опыты по применению бактериологического оружия. Пинфань имел ужасную славу, откуда на возвращение живым надеяться было нельзя[1344].

Когда японцы укоренились в Маньчжурии, они стали любыми способами выбивать деньги, и потому им приходилось зорко следить за тем, сколько «берут» их подчиненные. Пример этого приводит контрразведчик итальянец Веспа. Однажды русские и японские жандармы совершили удачный налет на крупного бизнесмена, поделив между собой 200 тысяч долларов. Об этом узнало вышестоящее начальство и потребовало львиную долю из этой суммы. Двое русских, участвовавших в налете, получили по 10 тысяч долларов. Один из них чувствовал, что этими деньгами ему воспользоваться не дадут, и вовремя скрылся. На эти деньги он мог спокойно прожить остаток жизни, так как стоимость доллара тогда была совсем иной. Другому агенту, сержанту Книпе, повезло меньше. Накануне начальство арестовало его непосредственных руководителей, двух японских капитанов, получивших с налета по 90 тысяч долларов, и потребовало дележа, оставив им по 10 тысяч долларов. Арестовали и Книпе, потребовав с него уплаты 9600 долларов. Тот не понял своего положения и упрямился, просидев в тюрьме 43 дня, где его избивали начальники-капитаны, с которыми он и участвовал в налете. Когда он не выдержал и указал место, где лежат деньги, его сразу выпустили из тюрьмы и вернули на прежнее место работы, все продолжилось как ни в чем не бывало![1345]

Многие русские жандармы, не говоря уже о полицейских, не гнушались наживаться на торговле живым товаром. В то время около женских гимназий вертелись агенты еврейско-армянской мафии, занимавшейся вовлечением девочек в проституцию. Чтобы представители закона молчали, им отстегивали определенную сумму денег.

В другом случае целая группа русских эмигрантов на Мулинских копях отказалась от работы на японцев секретными осведомителями. Лешко и целый ряд других эмигрантов вскоре после этого были арестованы русскими агентами японских спецслужб. Отказников нещадно избивали русские полицейские вместе с японцами, которые наглядно демонстрировали на отказниках своим русским коллегам по палаческому ремеслу приемы джиу-джитсу. Кроме того, арестованные эмигранты подверглись жестоким и изощренным пыткам. От них требовали сознаться во вредительстве, что их якобы завербовал НКВД для взрыва мулинских шахт. Эти аресты и пытки совпали с массовыми насилиями над служащими КВЖД. Таким образом, японцы хотели повлиять на СССР, чтобы поскорее прибрать к своим рукам инфраструктуру края. Попутно японцы уничтожали все нелояльные им организации русских эмигрантов, например легитимистов. Среди таких палачей, которые особенно прославились пытками своих соотечественников по приказу японцев, были видный эмигрант Шепунов, а также сын генерала Рычкова, агенты Вощило и Мешков. Арестованным эмигрантам приходилось во всем «сознаваться», в противном случае их или калечили, или забивали насмерть[1346]. Несмотря на то что потом пострадавших избавляли от наказания, при китайской власти таких случаев насилия над русскими эмигрантами практически не было.

Следует обратить внимание, что в Маньчжурии массовые преследования населения «органами» начались еще до репрессий 1937–1938 гг. в СССР. Таким образом, маньчжурские коллеги советских энкавэдэшников предвосхитили «охоту на ведьм» в СССР и политические процессы по разгрому «врагов народа». Так, один из палачей, Вощило, сердобольно сказал избиваемому им же Лешко: «Мы ведь на вас злобы не чувствуем. Вы – агент ГПУ, наше учреждение – тоже ГПУ!»