Белогвардеец

Всю ночь глухо грохотали орудийные выстрелы, от которых позвякивали стекла. На темных, зловещих улицах всю ночь гремели подводы, проходили отряды красноармейцев, гудели и хрипло лаяли запыхавшиеся автомобили. Кто-то кричал, ругался, командовал…

Утром почтальон не принес газету. Но в школе уже все знали, что Юденич взял Павловск и Царское Село.

Уроки проходили кое-как. Воспитатели волновались, рассеянно слушали учеников и сами готовы были вместе с ребятами ежеминутно подскакивать к окну. За обедом Викниксор рассказал о положении на фронте и сообщил, что белые взяли Стрельну.

— Стрельну? — спросил кто-то испуганно. — Где мы были на даче?

— Да, Стрельну! — сказал Викниксор.

— Два часа ходьбы до Петрограда, — сказал Янкель. — Я сам ходил!..

— Значит через два часа придут белые? — спросил Мамочка. Ребята засмеялись.

— Дурак!.. На трамвае приедут… Трамвай за час довезет…

— А что с нами будет, если возьмут Петроград?

— Этого не будет, — твердо сказал Викниксор. — Петроград не сдадут… Петроград будут защищать до последней возможности, а с вашей стороны нужно только одно: вы должны делать свое дело и не волноваться…

Снова потянулись томительные, бестолковые уроки. Никто ничего не понимал, то и дело бегали к окнам, прислушивались, разговаривали. Гулять никого не отпустили. Один Мамочка удрал, сказав, что идет в амбулаторию на перевязку.

Наступил вечер. За окнами сразу почернело, как будто стекла залили черной краской. На улицах не было видно ни одного огонька, и все же слышались шаги, говор, иногда звякало железо и отчетливо долетало цоканье копыт… Где-то совсем близко бухали орудийные выстрелы.

В четвертом отделении все были серьезны и задумчивы. Ребята сгрудились вокруг Косарева и Цыпки.

— Вот он и придумал гад, с ножичком, чтоб Цыпка влип, — рассказывал тихо Косарев. — И бунт он затеял, сперва будто против вас, а теперь уж и против советской власти. Вот…

Бум… бум… бум… — грохнуло где-то совсем близко. Ребята вздрогнули и ежась переглянулись.

— Да, — задумчиво сказал Японец. — В настоящий момент, при создавшемся напряженном положении, это… — он покрутил головой, — это контрреволюция!..

Хлопнула дверь. В класс, в пальто и шапке ворвался Мамочка. Он только что вернулся с улицы и сразу, задыхаясь от волнения, стал рассказывать:

— У Нарвских ворот пушки в таких круглых штуках… Окопы роют…

— Где?

— Везде. У Путилова, на Обводном, около бань…

— Врешь!.. Там канализацию чинят!..

— Ну иди, сам посмотри, — говорит обиженно Мамочка. — Посмеешься, когда война на Рижском начнется…

— А ты знаешь, что у нас делается? — сказал Воробей.

— А что?..

— Контрреволюция началась…

Мамочка так и замер, сраженный новостью, потом, вытянув шею, таинственно спросил:

— Заговор?

— Нет, не заговор, а Коренев…

И ребята рассказали о бунте во втором отделении.

— Что же делать с ним? — развел руками Мамочка. — Викниксору рассказать — из школы Коренева выгонит…

— Не годится, — ответил Янкель. — Надо другое…

Японец поднял голову.

— Беру слово! — заявил он. — Ясно! Коренев — политический преступник… Предлагаю устроить суд… Собрать ребят и разобраться…

Так и решили. Пока ходили за Кореневым, оставшиеся распределяли роли. Председатель суда — Янкель, прокурор — Японец, свидетели — все. Мамочку решили поставить у дверей класса караулить и предупреждать о воспитателе. В момент опасности Мамочка будет петь "Чижика".

Через четверть часа пришел Коренев, вместе с ним — Кузя и Шамала и еще несколько человек.

Прежде чем войти, Коренев подозрительно огляделся и сказал:

— Если драться будете — не пойду…

— Не бойся, — сказал Воробей. — Судить будем…

— Судить? — Коренев ухмыльнулся и, поглядев на своих ребят, спросил: — Как? А?

— Вали! — засмеялся Кузя. — Судись!

Коренев прошел в угол и сел за парту. По бокам сели Шамала и Кузя. Они пересмеивались и подмигивали друг другу. Но старшеклассники хранили серьезное молчание. Вот Янкель забрался за учительский стол. Рядом с ним сели Воробей и Джапаридзе. Янкель постучал карандашом.

— Заседание суда считаю открытым! — провозгласил он. — Приступим к допросу обвиняемого…

В компании Коренева захихикали.

— Обвиняемый Коренев, — заговорил Янкель, не обращая внимания на смех, — вы обвиняетесь в том, что преследовали Цыпку, организовали травлю и подбили на восстание младшие классы… Что вы скажете в свое оправдание?

— Ничего! — хмыкнул Коренев. Янкель нахмурился.

— А за что вы избили Цыпку? — Жид!

— Почему вы его дразните жидом?

— А раз жид? — невозмутимо повторил Коренев.

Ребята засмеялись. Смеялись и Шамала с Кузей.

— Но чем же плох Цыпка? — снова спросил Янкель. — Он даже не вор, вором-то ведь ты оказался…

— Жид! — опять сказал кривляясь Коренев и поглядел на ребят, думая, что они засмеются, но теперь никто почему-то не улыбнулся.

Коренев забеспокоился. Он некоторое время ерзал на месте, потом вскочил.

— Ну вас к черту! — сказал он. — Аида, ребята, идем отсюда…

Но никто не поднялся. К Кореневу подошел Купец и, усаживая его силой на место, сказал:

— Успеешь, не спеши…

— Силой? — крикнул Коренев, бледнея. — Силой не пускаете… — И сел.