Старый не шевелился. Настя взяла его руку и вскрикнула - рука была твердая, как дерево, и холодная... Настя отшатнулась, выронила стакан и, упав на скамейку, завыла. Не столь по деду, сколь в предчувствии новой, непоправимой беды.
- Да храни тебя бог! - Вышеславцев перекрестил Крымова, всмотрелся в его правильные, строгие черты уставшего лица и неожиданно обнял. - Береги себя!
- И вы постарайтесь... - сказал Крымов, отставил ногу и сделал вид, что рассматривает носок своего до блеска надраенного сапога. - Я вас всегда с полуслова
понимал, а сейчас, как ни ломаю голову...
- Тайны от объяснения тускнеют, - остановил его Вышеславцев. - Успеха тебе! Думаю, 3автра в Новороссийске будешь... Ну давай!
Крымов вскочил в седло.
- За мной, по двое, рысью... марш!
Через несколько минут полк, с которым Вышеславцев
прошел сотни верст, с которым познал славу и горечь поражений, скрылся в снежной круговерти. Все! Теперь он абсолютно свободен! Некого послать ни в бой, ни к чертовой матери! Полковник надвинул на лоб фуражку, похлопал по холке коня, прислушался.
- Гуляют, однако, - сказал сдержанно.
- Масленица, - пожал плечами Федя.
- Это хорошо. - Вышеславцев поставил ногу в стремя. - Ломик пе потерял?
- Да здеся! - Федя тихо выругался. Он никак не мог сообразить, для чего Вышеславцеву потребовался ломик, который он прихватил в сенях у Насти, а потому злился и беспрерывно ворчал.
- Это хорошо, - повторил Вышеславцев. - Трогай за мной!
Они выехали за околицу, свернули направо и огороди вернулись к поповскому дому. Спешились.
- За конюшней - сарай, - сказал Вышеславцев.
и пленные сидят. Знаешь?
- Да как пе знать, когда меня самого туда чуть не засадили.
- Глянь, нет ли там часового...
Федя изумился.
- Вы что, красноперых хотите выпустить?
Вышеславцевым вдруг овладело сомнение. А что, если Федя откажется выполнить его приказ?
- Там Дольников сидит, наш ротный... Соображаешь?
Федя вернулся через несколько минут.
- Никого! Пьянствуют они!
- Замок крепкий?
- Амбарный.
- Прекрасно, - кивнул Вышеславцев, направляясь к сараю скорым шагом. Ломай!
Скрипнули ржавые петли. Федя сунул в образовавшуюся щель ломик, поднатужился и, сорвав замок, забросил его в кусты. Вышеславцев распахнул дверь.
- Дольников!
От боковой стены отделилась тень.
- Владимир Николаевич?!
- Я самый, - проворчал Вышеславцев. - Ты чего вооружился?
- Так я думал... - Дольников выбросил кол, который держал в руках, протянул Вышеславцеву руку. - Спасибо!
- Давай без этого... - Вышеславцев поморщился. - Налево конюшня, там лошади... Только быстрей! Не то махновцы меня вместе с вами к стенке поставят.
- Так вы с нами, полковник? - вынырнул из темноты Сырцов.
- Господин полковник, - поправил его Вышеславцев, с любопытством всматриваясь в пробегающие мимо фигурки красноармейцев.
Сырцов, поторапливая, обложил их матом и снова повернулся лицом к Вышеславцеву.
- Извините, господин полковник. Вы с нами?
- Мне с вами не по пути.
- Тогда на кой черт вы нас выпустили?
- Россию обустраивать.
- Вы надо мной издеваетесь?
Вышеславцев откинул голову, губы сложились в ядовитую усмешку.
- Почему? Разве не вы пели: "Мы наш, мы новый мир построим..." Вот я вам такую возможность и предоставляю. Стройте! Мы уходим, а вы стройте!
Глаза Сырцова, до. этого момента спокойные и приветливые, превратились в ледяные щелочки.
- А вы не хотите нам помочь?
- Не желаю.
- Почему?
- А вы бы согласились строить дом, наперед зная, что он когда-нибудь рухнет?
- А вы уверены, что он рухнет?
- Уверен. А под его обломками погибнете и вы. - Вышеславцев, словно что-то вспоминая, на секунду закрыл глаза. Когда открыл, рядом стоял Дольников.
- Пора, - сказал он, обращаясь к Сырцову. - Махновцы могут в любой момент нагрянуть.
Сырцов ткнул пальцем в деревянный настил пола.
- У меня здесь было время подумать... Так вот что я вам скажу, господа хорощие... Вы со своими усадьбами пуповиной связаны, а когда она рвется больно, вот вы и психуете, скалите волчьи морды - как же, мое отжимают! А мы хотим ваши усадьбы поровну поделить, чтобы не было голодных, обиженных, чтобы у каждого был кусок хлеба! Понятно?
Дольников и Вышеславцев промолчали - поняли: спорить бесполезно. Сырцов расценил их молчание по-своему - припер к стенке! - и, торжествуя победу, вскинул руку со сжатым кулаком.
- А насчет земли не беспокойтесь! Мы ее в сад превратим. Коммунистический! Заходи любой, рви яблоки, кушай на здоровье!
Вышеславцев устало провел ладонью по лицу.
- Что коммунизм дело доброе, верить отказываюсь, - сказал он твердо, щелкнул каблуками, давая понять, что разговор окончен, и решительно шагнул за порог.
Сырцову подали коня. Он вскочил в седло, цепким, круговым движением глаз охватил свое безоружное, обтрепанное войско (со многих бойцов махновцы сняли не только шинели, но и сапоги), которое теперь можно было бы по пальцам перечесть, и, помрачнев, перевел взгляд на Вышеславцева.
- Прощайте, господин полковник!
- Прощайте! - Вышеславцев снял портупею и вместе с саблей передал Дольникову. - Прощай, Миша! Да хранит тебя бог!