Свидетели обвинения извращали постановления III конференции КПГ и особенно то место, где говорилось о необходимости бороться за мир и указывалось, что народ и члены КПГ должны выступить против фашизма в случае агрессии монархо-фашистов против стран народной демократии.
Они извращали это положение и в своих показаниях представляли дело так, будто страны народной демократии должны напасть на Грецию и что при этом греческие коммунисты выступят против монархо-фашистов внутри страны. Несмотря на то, что решения III конференции КПГ были широко опубликованы, свидетели обвинения зачитывали выдержки из него в извращенном виде.
Все другие показания свидетелей обвинения касались донесений политических агентов об обнаружении секретных радиопередатчиков и о принадлежности обвиняемых к Компартии Греции.
Свидетели обвинения не могли сказать ничего конкретного, не могли привести ни одного факта против Никоса Белоянниса. Они лишь в общей форме высказывали свое мнение, что именно Белояннис реорганизовал нелегальный аппарат и что он «организовал шпионскую работу» КПГ.
Они ссылались при этом на показания одного из обвиняемых — Аргириадиса, оказавшегося полицейским агентом, будто Белояннис оставался ночевать в его доме, где находился один из секретных радиопередатчиков.
Но Белояннис опроверг это показание, заявив, что он никогда не был в доме Аргириадиса.
В связи с предъявленными Белояннису обвинениями не безинтересно привести вопросы, заданные адвокатом Белоянниса Цукаласом, и ответы свидетеля обвинения Ракидзиса.
Как ни усердствовала охранка, как ни старались клеветать свидетели обвинения, никто не верил, что обвиняемые являются шпионами, что они покушались на безопасность Греции.
Белояннис, Иоанниду, Лазаридис, Георгиаду, Грамменос и другие обвиняемые в своих выступлениях категорически отвергли клеветническое обвинение. Они разоблачали ложь свидетелей обвинения и показали, что Компартия Греции является патриотической партией, что она борется за мир, за свободу и за счастье греческого народа.
В последнем слове на суде Элли Иоанниду сказала:
«Если бы обвинение, которое на меня возводят, касалось бы только меня лично, я бы ограничилась тем, что отвергла его, заявив, что оно является клеветническим, отвратительным, короче говоря, я сделала бы все то, что сделал бы любой грек и гречанка. Но вопрос здесь не так прост. Некоторые факты наводят на размышления. Они имелись уже на предшествовавшем процессе. На том процессе упоминалось о докладе одного полицейского, который обвинял нас в шпионаже. Однако в решении суда это обвинение осталось незамеченным, хотя и королевский прокурор в своей обвинительной речи упоминал о том, чтобы судить нас за шпионаж. Затем имелись заявления двух министров в парламенте. Один из министров тогда заявил, что тот процесс проводить не следовало, что его надо было прервать и направить нас в обычный военный трибунал. Другой министр тогда сказал, что мы являемся шпионами и что нас надо судить как шпионов. Что же все это означало? Одно из двух: или доказательства нашего предполагаемого участия в подобных актах существовали в момент предшествовавшего процесса и мы должны были бы быть судимы тогда, или искомая цель состояла в том, чтобы приговор в отношении нас был вынесен судом, который мог бы дать приказ о расстреле. Первый процесс был проведен чрезвычайным военным судом, и получить согласие на выполнение смертного приговора этого суда было нелегко.
Имеется еще третье обстоятельство, которое дает основания для раздумий. Это стремление организаторов процесса найти эффективное средство для преследования коммунистической партии…
Я не хочу отвечать на измышления свидетелей обвинения. Я полагаю, что процесс достаточно явно показал, что речь идет здесь не о личности, а о коммунистической партии. В целом, если коммунистическая партия является шпионской партией, тогда все коммунисты являются шпионами и в таком случае все эти процессы становятся излишними. С подобной системой можно легко обвинить любого. На первый взгляд это довольно удобно. Но в результате этого было бы новое ухудшение положения в Греции.